Большим успехом торговой корпорации рахдонитов стала иудаизация элиты Хазарского каганата, обширного государства воинственных кочевников-тюрок на территории современного юга России. Расположенная в устье Волги хазарская столица Итиль стала одним из важнейших пунктов рахдонитской торговой сети.

Ловкость агитаторов-миссионеров и коррупционные подношения рахдонитов сломили языческий консерватизм хазарской знати. Примерно в середине VIII века началось постепенное обращение каганата в иудаизм. Более того, иудейской верхушке государства удалось отстранить от реальной власти самих тюркских каганов, превратив их в чисто номинальных правителей.

У рахдонитов к Хазарии был серьезный коммерческий интерес. Значительный сектор их предпринимательской деятельности составляла, как и во времена Карфагена, работорговля. Эта древняя ханаанская «индустрия» приносила рахдонитам баснословную прибыль. Касалась она в первую очередь язычников, так как торговля рабами-христианами и рабами-мусульманами была более рискованной и могла привести к серьезным санкциям со стороны властей Империи или Халифата. Поэтому многочисленные славяне, которые до X века оставались язычниками, были для работорговцев «золотым дном».

Рабов-славян «добывали» либо на германо-славянском пограничье в Центральной Европе, либо на тюрко-славянском пограничье, то есть в зоне соприкосновения хазарских границ с областями восточного славянства. Многотысячные потоки рабов шли в Хорезм, Багдад и другие города халифата. Огромное количество их оседало также в Северной Африке и Испании, завоеванной арабами на заре VIII столетия. На территории Европы возникли даже своего рода работорговые ярмарки. Значительную часть невольников насильственно оскопляли, поскольку кастрированные рабы ценились гораздо выше. Целые «фабрики евнухов» существовали в еврейских кварталах германского Вердена и испанского Лусена.

Любопытно, что в «империи» Карла Великого евреи пользовались дружелюбным отношением франкских властей, и даже были вхожи в королевский двор. Здесь евреев воспринимали прежде всего функционально, то есть как торговцев. Немногочисленные франкские книжники, черпавшие знания по истории евреев из Священного Писания, на практике сталкивались с ними не часто и не особенно задумывались о влиянии ханаанских обычаев на библейский народ. Отсюда – намного более мягкое отношение к евреям в варварских королевствах Западной Европы по сравнению с Империей.

Карл Великий и Людовик Благочестивый стимулировали развитие еврейских промыслов, торговли, судоходства, давали иудейским общинам налоговые льготы и судебные привилегии, разрешали их представителям приобретать недвижимость и держать в домах христианскую прислугу. Евреев даже старались защитить вооруженной рукой, когда их деятельность вызывала вспышки гнева у Церкви или народа. На работорговлю закрывали глаза. Причем до такой степени, что даже Святой Адальберт, будучи архиепископом Праги, не смог закрыть невольничий рынок в своем городе. Рахдонитская корпорация оказалась сильнее.

В ответ франкские правители получали от евреев полезные услуги: запрещенные Церковью кредиты и помощь в дипломатических вопросах. Евреи, знатоки языков, имевшие к тому же многочисленные связи за рубежом, были очень полезны при дипломатических миссиях. Таким образом, Ханаан сумел отлично приспособиться к условиям жизни во франкском государстве.

В IV главе этой книги шла речь о том, что после уничтожения Карфагенского государства римскими легионами, Ханаан обрел свое новое обличье в евреях. Их обряды, быт и культура очевидно свидетельствуют о ханаанских корнях – чего только стоит насквозь пропитанный коммерческими инструкциями Талмуд.

Но проявления Ханаана были гораздо многообразнее: одними евреями дело, конечно, не ограничивалось. Ханаанейцы умели эллинизироваться и романизироваться, принимать ислам и христианство. Неизменным оставался только дух Ханаана – дух наживы любой ценой в сочетании с крайним цинизмом, безнравственностью и расизмом. Окружающие народы, среди которых действуют ханаанские коммерсанты, представляются им массой потенциальных заемщиков, потребителей и, наконец, рабов.

Венецианская торговая республика по внешним признакам была христианским государством, но по духу всецело принадлежала Ханаану. Философ Карл Шмитт создал яркий образ средневековой Венеции: «Почти половину тысячелетия республика Венеция считалась символом морского господства и богатства, выросшего на морской торговле. Она достигла блестящих результатов на поприще большой политики, ее называли „самым диковинным созданием в истории экономики всех времен”. Все, что побуждало фанатичных англоманов восхищаться Англией в XVIII–XX веках, прежде уже было причиной восхищения Венецией: огромные богатства; преимущество в дипломатическом искусстве; толерантность в отношении религиозных и философских взглядов; прибежище свободолюбивых идей и политической эмиграции»[268].

Венеция весьма долго находилась в составе западных провинций Империи. И вплоть до середины VI столетия Северная Италия, включая Венецию, оставалась под контролем Константинополя. Однако вторжение германского народа лангобардов в 568 году привело к потере Империей значительной части земель в этом регионе. А последовавшее наступление ислама на востоке надолго лишило Империю возможности активных действий на севере Апеннинского полуострова. Власть ромейских чиновников – дуксов (дожей) начинает здесь постепенно ослабевать.

Если в VIII–IX столетиях власть Империи в Венеции еще как-то сохраняется, то в X–XI веках Венеция уже, скорее, союзница Константинополя, чем имперская провинция. Позднее эта союзница станет паразитировать на экономике Империи, чтобы, наконец, превратиться в ее злейшего и беспощадного врага.

Английский историк Джон Норвич раскрыл характер этой политической мимикрии: «Привилегии Венеции трудно было переоценить… Она пользовалась ими в полной мере – и политическими, и, в большей степени, культурными и торговыми. Будучи византийской провинцией, она тем не менее ни на йоту не уступила своей независимости. Прошло много лет, сменялись дожи. Формально они были чиновниками Византии, обладали византийскими привилегиями, а при случае и византийским золотом. Но при этом они были венецианцами, избранными венецианцами. Восточная империя серьезно в их дела никогда не вмешивалась»[269].

Историк Н. Соколов пишет: «В X в. разнообразные следы византийского влияния можно было видеть в Венеции на каждом шагу: по византийским архитектурным образцам строила она свои соборы и дворцы; скульптурные, мозаичные и живописные изображения на византийские темы украшали их стены; по византийским образцам работает ее промышленность и, прежде всего, важнейшая из ее отраслей, кораблестроение; византийские товары продавались в ее лавках и складах. Не без византийского влияния складывалось и знаменитое венецианское дипломатическое искусство, – как и Византия, Венеция будет стремиться к тому, „чтобы слышать и знать все, что только задумывали, затевали… самым скрытым образом» ее недоброжелатели”»[270].