* * *

Учитывая продуманность и тщательность исполнения невинной своей операции, Худолею нетрудно было предвидеть дальнейшие события, которые разыграются, едва автобус прибудет с берегов Лаго Маджоре. Прежде чем обессиленно упасть в свою кровать и дожидаться прибытия автобуса, Худолей вскрыл, все-таки вскрыл пакет, обнаруженный в номере Пияшева, и нашел там кассету с узкой фотопленкой, какую обычно используют провокаторы всех стран и народов для подсматривания за людьми чреватыми и обреченными. Кроме того, в пакете он нашел кассету от маленького магнитофона, который используют для тех же целей, против тех же людей. Была и видеокассета, тоже уменьшенного формата по сравнению с теми, которые обычно продаются на всех углах. Все это Худолей упаковал уже в другой пакет и сунул под подоконник самого захламленного и ободранного номера гостиницы. Держать подобные вещи в своем номере не просто глупо, а даже преступно. Пияшевскую же обертку Худолей отнес подальше от гостиницы и бросил в мусорный ящик. И только после этого с чувством исполненного долга упал в свою кровать, не забыв поставить возле изголовья на полу рядом с уже пустой бутылкой вторую бутылку виски, почти пустую, оставив на самом донышке немного золотистой жидкости, чтобы никто не подумал, что там была какая-нибудь кока-кола.

Закрыв глаза, Худолей принялся шаг за шагом прослеживать все свои сегодняшние действия, восторгаясь собой и не находя ни единой грубой ошибки. Мелкие были, без них нельзя сделать ничего стоящего. Например, пуговицу у Сысцова можно было бы спороть изящнее, незаметнее. Но поскольку он ушел до того, как Сысцов надел свой пиджак, эта маленькая недоработка потеряла свой смысл. Что сделал Сысцов, поднявшись со скамейки? Он взял пиджак за вешалку, перебросил его через плечо и пошел, пошел по набережной, любуясь пальмами, морем и, конечно же, самим собой. Когда он обнаружил пропажу пуговицы, да и обнаружил ли?.. К этому Худолей уже не имел никакого отношения.

Шум мощного «мерседесовского» мотора Худолей услышал, когда уже стемнело. В мертвяще-сыроватой тишине гостиницы захлопали двери, послышались голоса, шаги в коридоре, и Худолей, сам того не замечая, принял позу беспомощную, рука его поверх тоненького итальянского одеяла сделалась слабой, кажется, даже побледнела сама собой.

Первой заглянула Пахомова, она все-таки чувствовала ответственность за жизнь доверившегося ей туриста.

— Жив? — спросила она напористо.

— Местами, — просипел Худолей.

— Какие места выжили?

— Срамные.

— Это хорошо, значит, будешь жить, — она прошла к его кровати, подняла вторую бутылку, на дне которой плескалось виски, понимающе взглянула на Худолея. — Ну, ты даешь, мужик!

— И сам не заметил как... — из последних сил улыбнулся Худолей.

Пахомова молча взяла стакан, выплеснула туда из бутылки виски, получилось ровно полстакана, и выпила единым духом.

— За твое здоровье, — пояснила она. — Ты хоть обедал?

— Не хотелось.

— Через полчаса ужин. Спуститься сможешь?

— Спущусь.

— Может, сюда принести?

— Спущусь, — повторил Худолей.

— Прими душ и побрейся — это всегда помогает. И на сегодня хватит, — Пахомова кивнула на непочатую бутылку виски. — А то загнешься еще... Знаешь, сколько стоит труп на родину отправить? В десять раз дороже живого!

— Здесь хороните... Места вроде неплохие...

— Ха! Размечтался!

Пафнутьев поднялся в свой номер тяжело, шел по коридору, ни на кого не глядя, как человек, прошедший тяжкие испытания. Испытания действительно были — провести семь часов в автобусе, чтобы два часа поглазеть на озера, которые Пияшев без устали называл потрясающими...

— А рыба тут водится? — спросил Халандовский.

— Рыба? Прасцице, вы ехали сюда за рыбой?

— Я бы и от мяса не отказался, — проворчал Халандовский. — В условиях поездки, между прочим, сказано, что будут завтраки, будут обеды. Ни завтрака я не дождался, ни обеда... Так что не надо меня рыбой попрекать.

— Прасцице, — протянул Пияшев, но общий гул изголодавшихся пассажиров несколько сбил его спесь, и он о чем-то зашептался с водителем.

— Ничего озера, — проворчал Пафнутьев. — С Рицей, конечно, не тягаться, но на безрыбье и рак рыба.

— А, так здесь в основном раки, — понимающе протянул Халандовский и стал пояснять своей девочке тонкости приготовления раков на костре, у реки, когда начинает сгущаться теплый летний туман, а круглая луна, отражаясь в речной заводи...

Ну, и так далее.

Войдя в номер, Пафнутьев сел на кровать, вытянул перед собой ноги и достал из кармана мобильный телефон. Он обещал позвонить Вике домой, доложить о прибытии и о своих счастливых впечатлениях. Пахомова объявила, что ужин будет через полчаса, и у него неожиданно нашлось время, нашлись силы, чтобы сдержать обещание.

— Здравствуй, Вика, это я! — радостно сказал он, услышав голос жены.

— А, Паша, — только по этим словам Пафнутьев понял, что настроение у Вики оставляет желать лучшего. — Как тебе Италия?

— Ничего страна... Жить можно.

— У нас, наверное, лучше?

— Гораздо.

— Как там с напитками?

— Есть напитки, достаточно разнообразные. Обязательно привезу бутылочку кьянти. Ты любишь кьянти?

— Паша...

— У нас через полчаса ужин, — перебил Пафнутьев, чутко уловив, что после этого «Паша» последует нечто такое, что испортит ему не только вечер, но и всю поездку. — Обещают по бутылке красного вина на стол. Это значит — на четверых. Но не кьянти. Кьянти, между прочим, можно брать только за свои деньги. На набережной здесь бесконечное множество забегаловок, и ты не поверишь, но в каждой из них продается кьянти. И в больших бутылках, и в маленьких, есть даже бутылки, оплетенные не то соломой, не то травой... Но на качество напитка эта оплетка не оказывает никакого влияния. То есть вкус кьянти независимо от формы и размера бутылки остается одинаковым. Но если присмотреться повнимательнее...

— Паша!

— Слушаю тебя, птичка моя, ласточка или, как сейчас принято говорить, зайка!

— Паша, как ты думаешь, у нас с тобой будут дети?

— Конечно! — не задумываясь ни на секунду, ответил Пафнутьев. — У нас будет очень много детей! Мальчики и девочки. Все они будут походить на нас с тобой одновременно. Сначала родится мальчик, потом девочка, потом опять мальчик, потом опять девочка, потом одновременно мальчик и девочка, потом...

— Паша, когда?

— Очень скоро, Вика! Ну просто совсем скоро!

Пафнутьев был знаком с тем таинственным состоянием, когда знания в тебя втекают неизвестно откуда, извне, и ты уверен, что эти знания о будущем ли, о прошлом, о настоящем, эти знания верны. И все, что ты сейчас легко и бездумно произносишь, обязательно сбудется, состоится, свершится! А может быть так, что именно вот этими своими словами, которые ты в данный момент произносишь, может быть, именно этими словами ты и создаешь будущее, меняешь прошлое, вмешиваешься в настоящее?