Возможно, поэтому отношение жителей Межграничья к Судьбе чуть трепетнее, чем к остальным богам Благой Семерки?..

После захода солнца Валэри устало приземлилась вблизи от пологих горбов.

Насколько хватало глаз, передо мной расстилалась степь, до человеческих поселений пять-шесть дней конного пути. Мы одни на бескрайних просторах. И от осознания такой неприглядной истины мне стало не по себе: если на нас нападут какие-нибудь твари, никто не придет на помощь…

Очерчивая границы защитного купола, Юлиан громко произнес:

— Предупреждаю: сквозь щит выйти можно, я хочу сэкономить силы.

— А зайти потом можно? — поинтересовался купец.

— Щит настроен на тех, кто сейчас в круге. И все-таки попрошу не выходить без надобности. Пока я не замкнул линии можете полюбоваться местностью.

Любезным предложением мага воспользовались лишь мы с Валэри. Девушка выглядела изможденной: сказывались ускоренные сроки перелета.

Пологий горб порос редким кустарником. Сгущающуюся темноту разгонял магический светляк, созданный Яном. Желтый огонек кружил вокруг нас, как живое существо, напоминая активностью своего создателя.

— Как ты думаешь, какая-нибудь тварь не поджидает нас под кустиком? — вглядываясь в темноту, задумчиво спросила Валэри.

Не понимаю, ей-то чего боятся? Немногие представители нежити решаются напасть на ламчерионов, даже если те находятся в человеческой ипостаси.

Валэри удовлетворила мое любопытство, легкомысленно улыбнувшись:

— Не нападают, да. Но я жутко пугаюсь, когда они выпрыгивают из темноты.

Охранка, предупреждающая о появлении нечисти, молчала, но мы поспешил вернуться на стоянку.

Юлиан замкнул круг и активировал щит. Улегшись на постель, которую он постелил впритык моей (все равно утром проснемся в обнимку), маг прошептал:

— Постарайся не засыпать сразу, у меня плохие предчувствия.

Я честно боролась с сонливостью. Когда маг ровно задышал, я ей уступила, попросив Грэма разбудить, как только услышит что-то подозрительное.

…Мокрая тряпка вяло скользит по полу. Шершавые каменные плиты царапают голые коленки. Поясница ноет тупой болью, которую не унять минутным отдыхом. Мое наказание приближается к концу, что и придает новых сил.

От стен обители падчериц Судьбы веет холодом и спокойствием. И мне нужно спокойствие храма, чтобы сдержать свой неуемный язык. Подменить гордыню мнимым смирением. Или снова наказание, и это будет отнюдь не мытье полов…

Голос наставницы Регины разносится луной по храмовым коридорам.

Бросаю тряпку и иду на зов единственного человека, относящегося ко мне хорошо…

Ласковый зов вплетается в сон, становится его частью и возвращает в явь. Регина, старшая жрица храма Предвечной, стоит за чертой круга. И не нужно мне больше никуда лететь, торопиться, наставница ответит на мои вопросы прямо сейчас… Она в нетерпении, она не может ждать и усиливает зов…

Больно. Как же больно! Левое предплечье пульсирует болью, а правая лопатка горит огнем…

«Эва! Да очнись же! Эва!» — крик Грэма приглушает зов.

Хочется выть от боли — голову сдавливает железным обручем, а тело горит огнем…

И это правильно. Ведь боль отрезвляет. И я вижу, что приблизилась к черте и едва не шагнула сквозь щит.

Смазанные контуры смутной фигуры теряют окончательную четкость.

Только красные глаза продолжают голодно светиться. Существу в темноте нужна моя плоть, его мучает жажда горячей живой крови. Моей крови.

Я пячусь назад, не смея отвести взгляд от жадных глаз, и падаю на траву…

Какая же я глупая! Не Регина там, нет! Меня зовет Тристан, мой учитель магии… он ранен… Я могу помочь Тристану…

И я иду к нему, ведь я нужна, нужна ему…

«Не смей! Борись с зовом! Это всего лишь манник, ты можешь ему противостоять!»

Нет, нет! Я нужна, нужна, нужна… Нужна ему!!!

Ох, как же больно! Боги, как же больно!

«Что происходит, Грэм?! — собственный голос в голове звучал шепотом — малейший звук причинял невыносимые страдания. — Что со мной?.. Что это было?..»

«Нападение манника, — таким же болезненным шепотком ответил сатуриец. — У них сильный ментальный зов, не каждый маг может его выдержать».

«Как же охранки?! Они так жгли!»

«Не хочу огорчать, но ты устояла не благодаря им, — гордо-облегченный смешок, — уверен, тебя спасло мое присутствие».

Я не стала спорить. Тело бил озноб. Хоршо, что нападение закончилось.

«С чего ты решила?! Они тебя отпустили, принявшись за других, более слабых!»

«Они?! Сколько их, Грэм? Как их убить?»

«Манники живут группами по четыре-шесть особей, — торопливо рассказывал телохранитель. — Выследив путешественников, они не отстают от них, пока всех не съедят. Они влияют на сознание, проецируя жертве образ близкого человека, который находится в беде, и так выманивают из-под защиты одного-двух за ночь. Шаманы степняков умеют их прогонять, но больше никто не в состояние этого сделать».

Что же делать, боги?! Что мне делать?..

С ужасом я наблюдала, как Ян вылез из-под плаща и, шатаясь, поплелся к черте. Пара голодных глаз призывно светилась в темноте.

— Валэри! — девушка не реагировала на мои пощечины и крики. — Просыпайся, если не хочешь потерять наездника!

Угроза подействовала, как заклинание пробуждения! Ламчерион мигом оценила ситуацию. Молниеносно оказавшись рядом с Яном, она повалила его на траву.

Валэри что-то горячечно шептала своему другу, целовала его лоб, скулы, подбородок, шею, при этом заламывая руки и вжимая в землю всем своим весом.

Ян вырывался недолго. Парень обмяк и слабым вменяемым голосом поинтересовался, что происходит.

«Эва! Купец!» — опомнился Грэм.

Агграссец, пьяным шагом двигался навстречу смерти.

Я подскочила к толстячку, схватила за увешанную кольцами руку и потянула назад к костру. Купец рычал и отбивался, лихорадочно махая пухлыми кулаками. Один раз он заехал мне в челюсть, второй кулак угодил в грудь. Скотина! Я же его шкуру спасаю!..

«Нет! Оставь его! Манники зовут Юлиана! — застонал Грэм. — Если он выйдет, щит упадет! Сделай же что-нибудь! Быстрее!»

Ужас делает меня быстрее. Длинный прыжок… Я падаю на мага, и мы катимся по скользкой от ночной росы траве, приближаясь к запретной черте.

— Я должен быть с ней! Она зовет! — рыдает он раненым зверем.

Глаза мага пусты, острое зрение хэмелла позволяет видеть каждую черточку искаженного мукой лица. Я бы многое дала, чтобы увидеть призраков, зовущих его на смерть…