О зловещей роли сотрудников НКВД в фальсификации обвинений в участии в так называемом военно-фашистском заговоре в РККА выявлено в настоящее время большое количество самых разнообразных источников. Но особое место среди них занимают свидетельства самих несправедливо обвиненных в тягчайших преступлениях перед Родиной. В одном из надзорных производств чудом сохранилось письмо бывшего начальника политуправления Белорусского военного округа бывшего дивизионного комиссара И.И. Сычева своей матери. Оно не было перехвачено военной цензурой. Его в 1956 г. переслала Ворошилову вдова Сычева, как еще одно доказательство невиновности ее мужа. В мае 1941 г. из ИТЛ Сычев писал в этом письме: «…я ни в чем не виноват… дело создали Цветков, Кривуша, и они крепко за это осуждены Советским судом… Милая мама, целую Тебя крепко, крепко и горячо. Твой сын Ваня»140.

Очень многое зависело от расположения духа следователей НКВД. Они получали (выбивали) показания от арестованных, а потом использовали их в основном по своему усмотрению. 4 ноября 1937 г. они арестовывают начальника политуправления Московского военного округа дивизионного комиссара М.Г. Исаенко. И вот он на следствии 25 ноября 1937 г. называет (мы не знаем – под воздействием чего и называет ли вообще?) якобы известных ему участников контрреволюционной организации артиллериста Н.М. Хлебникова и политработника бригадного комиссара А.М. Круглова-Ланду. Хлебникову повезло – почему-то его «не взяли» и он впоследствии умело воевал, стал генерал-полковником артиллерии, Героем Советского Союза. А Круглова-Ланду 11 марта 1938 г. «забрали» и, как явствует из его дела, именно на основе показаний Исаенко. Но Исаенко назвал Круглова участником контрреволюционной организации якобы со слов бывшего члена Военного совета МВО армейского комиссара 2-го ранга Г.И. Векличева. Однако в его показаниях Круглов-Ланда вообще не упоминался141. Из этого вполне резонно можно судить, что «нужные» следователям НКВД показания буквально вкладывались в рот арестованным. В октябре 1938 г. Круглов-Ланда был тем не менее расстрелян. Реабилитирован посмертно.

В ходе дополнительной проверки в 1956 г. дела бывшего начальника ПВО гор. Москвы комбрига В.А. Бюллера Военной коллегией Верховного суда СССР было установлено, что имеющиеся в его деле «признательные» показания были сфальсифицированы, состряпаны бывшими сотрудниками особого отдела НКВД 1-й дивизии ПВО Рейтером, Кругловым и Толкачевым142.

В качестве «доказательств» контрреволюционной деятельности бывшего начальника 7-го отдела Генштаба РККА – комдива И.Ф. Максимова следователи НКВД приводили показания С.М. Белицкого, С.М. Савицкого, Н.Г. Егорова. Но в них говорилось лишь о близости Максимова с Тухачевским и о критике Максимовым руководства НКО143. Видно, тогда всякая попытка критики руководства немедленно подводилась под контрреволюцию…

В основу обвинения и приговора к расстрелу бывшего заместителя комвойск СибВО по авиации комдива К.В. Маслова были положены его «признательные» показания, а также показания арестованных по другим делам И.И. Прохорова, Н.И. Подарина, И.3. Зиновьева. Никаких других доказательств виновности комдива Маслова в его деле нет. В ходе проверки выяснилось, что Зиновьев в суде от своих показаний отказался, как от ложных, что показания Прохорова и Подарина – не основательны и, как записала Военная коллегия в своем определении от 8 декабря 1956 г., «дело на Маслова было сфальсифицировано быв. работниками НКВД»144.

При рассмотрении заключения ГВП по делу бывшего командира 16 ск комдива А.П. Мелик-Шахназарова, расстрелянного 30 октября 1937 г., Военная коллегия в заседании 29 марта 1958 г., принимая решение об отмене приговора и реабилитации комдива, записала в своем определении: «…дополнительным расследованием установлено, что материалы, на которых основывалось обвинение МЕЛИК-ШАХНАЗАРОВА, не соответствуют действительности и были сфальсифицированы бывшими сотрудниками НКВД»145.

Как «участник антисоветского военного фашистского заговора» по приговору выездной сессии Военной коллегии Верховного суда СССР от 25 марта 1938 г. был расстрелян бывший комиссар 18-го стрелкового корпуса дивизионный комиссар Л.Г. Якубовский. Дополнительной проверкой, проведенной, к сожалению, только через 22 года, было установлено, что «все материалы предварительного следствия по данному делу были сфальсифицированы бывшими работниками органов НКВД Хорошилкиным, Ивановым и другими»146. Л.Г. Якубовский реабилитирован посмертно 18 июня 1960 г.

Комендант Могилев-Ямпольского укрепленного района дважды краснознаменец комдив И.И. Раудмец был арестован в Киеве 11 июня 1937 г., а 9 сентября этого же года осужден Военной коллегией к расстрелу. Одно из главных «оснований» приговора – якобы он являлся участником антисоветского военного заговора, в который был завербован в 1937 г. Якиром147. В ходе дополнительной проверки выяснилось, что в деле по обвинению Раудмеца имеются выписки из показаний комкора Д.С. Фесенко и комдива С.И. Венцова-Кранца о том, что об участии Раудмеца в заговоре им было известно со слов Якира (самого Якира судили как раз в день ареста Раудмеца и на второй день расстреляли). Однако просмотром дела по обвинению Якира установлено, что последний не только не назвал Раудмеца в числе лиц, вовлеченных им в заговор, но показал, что Раудмеца он в заговор не вовлекал «из-за его болтливости»148 (может, хоть таким приемом Якир на краю своей могилы хотел спасти своих боевых товарищей).

Бывший сотрудник особого отдела НКВД 39-го стрелкового корпуса Прокофьев при допросе его 3 августа 1939 г. на очной ставке с бывшим начальником особого отдела 22 сд Тоукачем показал, что следствие по делам бывших военнослужащих 276 сп Локтюшина, Гапоненко, Швырева, Виттенберга и Осикова проводились Тоукачем с грубым нарушением советских законов и что следственные дела на всех этих лиц были сфальсифицированы Тоукачем. За фальсификацию следственных дел Тоукач был осужден в 1939 г.149.

Многие работники особых отделов НКВД шли на фальсификацию дел без всякой опаски, надеясь на то, что никому не позволят проверять достоверность сочиненных ими разного рода версий. В подавляющем большинстве случаев именно так и было. Вместе с тем надо отметить, что имеются факты, позволяющие сделать вывод о том, что некоторые документы, противоречащие состряпанным версиям и, следовательно, неугодные следователям и руководству НКВД, просто уничтожались уже в довоенные годы. Когда в середине 50-х годов началось, наконец, дополнительное расследование по делу бывшего комкора А.И. Тодорского и когда Главная военная прокуратура запросила компетентные органы, почему в архивно-следственном деле бывшего маршала А.И. Егорова не оказалось протокола, из которого якобы была сделана выписка, приобщенная к делу Тодорского, то учетно-архивный отдел КГБ ответил, что данный протокол мог быть уничтожен при ликвидации в 1939 г. «излишних» показаний Егорова150. Важно было успеть человека расстрелять, а документы всегда можно «почистить»…

«Исчезновение» документов считалось делом обычным. И тогда выявить это было, по существу, невозможно. Ведь никого и близко к ним не подпускали. А когда следователи ГВП получили такую возможность, то многое обнаружилось. Вот, например, в деле корпусного комиссара Т.К. Говорухина имеется копия показаний корпусного комиссара И.Ф. Немерзелли о том, что Говорухин – якобы участник заговора. Эта копия заверена НКВД с указанием, что подлинник протокола допроса хранится в деле Немерзелли. Однако при проверке указанного протокола в деле Немерзелли не оказалось, а по другим его показаниям Говорухин вообще не проходил151.