Артемка жадно слушал.

– Однажды спустился сюда отряд татар… захватчиков. И тут – туман. Они вышли из оврага, и оказалось, что уже пятьдесят лет прошло. Их арестовали… И потом были случаи… Однажды милиционер… полицейский, как сейчас называют… наткнулся на какое-то косматое существо. Поднял людей из соседней деревни, и они стали ловить, как они думали, лешего. Но не поймали.

– Ты хорошо подготовился, Олег, – похвалила мама. – А второй камень какой силой обладает?

– К нему воины приходили перед сражением… Ну, традиционно: один камень для женского пола, другой, соответственно, для мужского… Вон они уже как раз.

Один камень лежал почти на тропе, другой – на крутом склоне.

– Это мужской? – спросила мама, и, не дожидаясь ответа, присела и погладила его.

– Мужской-мужской. Зачем ты его трогаешь? – в голосе папы послышалась усмешка.

Мама ответила коротко и серьезно:

– Надо. – И что-то еще прошептала, но уже камню.

Головы коня в камне Артемка сначала не увидел – камень слегка напоминал размытую букву «г». Но, отойдя на несколько шагов, заметил мускулистую шею, морду с глазницей, большую ноздрю… Может, и настоящая окаменевшая голова. А что мало похожа, то столько веков прошло, столько дождей лило, снега таяло, точило, разъедало…

К женскому камню подниматься не стали. Высоко и круто, папе опасно. Да к тому же возле камня – бугристого, словно слепленного из многих булыжников – ругались женщины. Одна, помоложе, пыталась привязать красную ленточку на ближайшее дерево, а две другие, постарше, почти старухи, не давали.

– Хватит тут со своим язычеством!.. Это грех, бесовство!.. – громко говорили старухи.

– Мне нужно, – отвечала, почти плача, та, что помоложе, – сказали, что так надо, что помогает…

– Вот бес и поможет бесенка зачать. Молиться надо в храме божьем, а не бесовскими ритуалами дите испрашивать.

– Вот вы! – женщина закричала. – Вам грех человека надежды лишать!

Мама потянула Артемку дальше по тропе:

– Пойдемте. Не будем портить настроение.

Артемка хотел расспросить, о чем ругаются эти женщины, но понял: сейчас не надо. Может, потом. Если не забудет.

Тропа становилась все сложнее, запросто можно было съехать с нее в бегущий по выложенному камнями руслу ручей. Приходилось хвататься за деревья…

Папа шел всё медленней, он заметно ослаб. Как только добрались до мостика через ручей, присел.

– Выпей таблетки, – сказала мама снова ставшим строгим голосом.

Папа послушно кивнул, достал из кармана штормовки пузырек, бросил из него в рот две таблетки; мама подала воду.

Артемка, коротко оглядывая окрестности, увидел, что ручей подпитывают родники. Родники тоже были обложены камнями. Правый склон укрепляли ряды вбитых в землю бревен…

– Раньше здесь вообще дикое место было, – отдышавшись, сказал папа. – Потом вот занялись обустройством… До этого действительно верилось, что здесь можно лешего встретить. Или исчезнуть и выйти через полвека, в другое время совсем… Хм, вот я потеряюсь, а выйду – Артемыч уже старичок, дедушка с кучей внуков, а я все такой же – тридцать четыре года. М!

– А я как? – с обидой спросила мама.

– Мы бы с тобой вместе исчезли.

– А Артем с кем останется?

Мама и папа долго и внимательно смотрели друг другу в глаза. Потом папа вздохнул:

– Да, лучше ничего не менять. Будем жить и расти все вместе.

– Правильно, вместе, – с облегчением подтвердил Артемка, хотя и не верил, что мама и папа куда-то денутся и он останется один.

Папа поднялся, пошли дальше.

Овраг снова расширился, тропинка стала ровнее, деревья расступились. Стало светлее.

Слева оказался пруд с плавающими по нему птицами.

– Мам, – спросил Артемка, – это кто?

– Ну, сынок, ты что, ты же видел на картинках.

– Гуси?

– Утки, Артем.

Артемка долго смотрел на уток. В жизни они были другими, чем в книжках… Утки, заметив, что на них обратили внимание, подплыли ближе. Одна, с зеленой шеей, требовательно крикнула. Не крякнула, а именно крикнула.

– Это селезень, – сказал папа. – Мужчина. Хлеба просит.

Мама достала из рюкзака кусок батона, протянула Артемке.

– Отщипывай и бросай им. Это приятно – уток кормить…

Артемка отщипнул и бросил кусочек. Кусочек упал в траву.

– Ближе подойди. Только не свались в воду.

Утки хватали белый мякиш батона и тут же отплывали. Проглотив, подплывали снова и пытались поймать новый кусочек. Слегка щипали друг друга. Боролись за еду… Мужчина-утка подскочил и выбрался на сушу, покрикивая, пошел к Артемке. Артемка стал пятиться, подняв палку-копье.

– Ух ты, какой наглец! – возмутилась мама и встала за спиной Артемки. – Весь хлеб отобрать хочет… Пошел отсюда.

Мужчина-утка остановился, еще раз что-то крикнул, сердито и требовательно, и пошагал обратно. Плюхнулся в пруд.

– Что ж, и нам пора, – сказал папа. – Еще много чего важного надо увидеть.

Впереди была река. Широкая, настоящая.

– Как называется? – спросил Артемку папа.

Артемка молчал. Он знал названия некоторых рек – Волга, Енисей, Нил, Амазонка. Но не решался гадать вслух.

– Как в Москве река называется? – заговорила мама. – Главная река в нашем городе…

Артемка неуверенно, почти вопросительно выдавил:

– Москва?

– Правильно.

– А мы совсем в городе?

– Не совсем, – тоже неуверенно успокоил папа. – Тут когда-то деревни стояли, не так давно… Избы, куры ходили… Была деревня Дьяково. Вон там.

Артемка проследил за папиной рукой и увидел на горе серую, будто выбитую из скалы церковь… Артемке встречалось несколько церквей, и все они были веселые, со множеством украшений, напоминающие залитые кремом торты. А эта была строгой, серьезной. Казалось, это окаменела огромная несчастная женщина, закутанная с головы до ног в одноцветный платок. Вышла на высокий берег реки, стояла-стояла, ожидая кого-то дорогого, и, надвинув на глаза почти плоскую шапочку, окаменела, поняв, что ждать бесполезно.

– Эту церковь при Иване Грозном построили, – сказал папа, – а может, и раньше. Во всяком случае, ей без малого пятьсот лет. Полтысячелетия. На самом краю обрыва стоит. И держится…

Артемка понимал, что нужно что-то сказать в ответ. На языке вертелось слово «красиво», но оно не подходило. Не красиво, а как-то… Хотелось смотреть и смотреть, и верилось: если не отрывать взгляд, то можно увидеть прошлое.