– Ее здесь нет, – снова повторяет мистер Бэрд.

– Нет, есть! – Колетт снова указывает на стул: – Пэтти, скажи папе, что ты здесь. Заберись к нему на руки. Скажи ему, что он говорит глупости. Я не знаю, почему он это делает, но уверена, что он сейчас перестанет. – Миссис Бэрд пристально смотрит на мужа: – Просто у него наверняка был трудный день. Так что он это все не всерьез. Он сейчас извинится.

– Тебе пора перестать это делать, – говорит мистер Бэрд.

– Что делать? Разговаривать с нашей дочерью?

– Нет здесь никакой дочери.

– Почему ты так жесток?

– Посмотри, Колетт. – Мистер Алекс указывает рукой туда, где, как утверждает Колетт, находится Пэтти. – Взгляни – это пустое место. Неужели ты не видишь? Здесь никого нет.

– Ты с ума сошел? – голос Колетт срывается на визг. – Черт побери, Алекс, раскрой глаза!

– Пэтти умерла!

Колетт издает вопль. Паулина тоже громко кричит, и я вижу, что у домработницы подгибаются колени.

Алекс Бэрд хватает жену за руки. Она подается было к нему, но затем отшатывается назад и пытается его ударить. Супруг заключает ее в медвежьи объятия. Тогда Колетт, крича и отчаянно вырываясь, пытается пнуть его ногой.

– Пэтти больше нет на свете, – говорит мистер Бэрд, на этот раз избрав более щадящие слова, чтобы напомнить супруге о смерти их дочери. Колетт продолжает попытки вырваться из его рук, но муж не отпускает ее. – Разве ты не помнишь? Это случилось много лет назад.

Мистер Алекс закрывает глаза, а Колетт, наоборот, широко открывает – и в шоке застывает на месте, словно окаменев от того, что муж, удерживая ее в объятиях, больше похожих на борцовский захват, шепчет ей на ухо такие ужасные вещи.

– Это было очень давно, – негромко говорит мистер Бэрд. – Она заболела. Мы ничего не смогли сделать. Ее смерть разбила наши сердца.

– Перестань это говорить, – шепчет Колетт.

Лицо ее резко бледнеет. Немигающий взгляд ее ярко-голубах глаз устремлен куда-то в стену.

Мистер Бэрд пытается крепче прижать ее к груди, но она сопротивляется.

– Она заболела, но потом ей стало лучше и она выздоровела, – говорит Колетт.

– Нет, она умерла, и мы похоронили ее. Это было ужасно, просто ужасно. – Из глаз мистера Бэрда начинают катиться слезы. Плачет он совершенно беззвучно. – Но ты не поверила в это. Ты все время настаивала, что видишь ее. Ты просто не смогла смириться с ее смертью. И так продолжается уже много лет.

– Нет, неправда. Ты лжешь.

– Нет, не лгу.

Колетт ничего не отвечает. Мистер Бэрд, продолжая держать ее в объятиях, начинает тихонько покачивать ее.

По щеке Колетт ползет слезинка – одна-единственная. Я не могу сказать, осознала ли миссис Бэрд суровую реальность или же просто пребывает в ужасе от того, что ей наговорил мистер Алекс.

– Я тебе не верю, – шепчет она. – Ты уже делал так раньше. Говорил мне, что Пэтти больше нет. – Колетт наконец освобождается из объятий мужа. – Думаешь, я не помню? Ты уже говорил мне, что Пэтти больше нет с нами, что ее нет в ее комнате – хотя я ее видела, и Тереза тоже. Ты говорил, что я сумасшедшая. Почему, Алекс? Почему ты говорил такое о нашей дочери? – По щеке Колетт скользит еще одна слезинка и еще. – Какой отец способен на такое?

– Дело в том, что это правда. Пэтти умерла двадцать лет назад – тебе придется примириться с этим. Хватит притворяться. Она не дожила до своего четвертого дня рождения. Мы похоронили ее – это было в воскресенье. С тех пор ты просто убеждала себя в том, что она жива. Пэтти существует только в твоем воображении.

Мистер Алекс обводит взглядом обеденный зал.

– Но сейчас все зашло слишком далеко, – продолжает он. – Ты ведь каждый год устраиваешь детский праздник в честь дня рождения Пэтти. Вот только одна вещь не меняется – всякий раз ей исполняется четыре. За все это время она так и не стала старше. Неужели ты этого не заметила? Проходит год за годом, одна няня сменяет другую, а наша дочь остается четырехлетней. Все мы становимся старше – но не Пэтти. Посмотри, например, на Стивена.

Колетт переводит взгляд на приемного сына.

– Он больше не ребенок, – продолжает мистер Алекс. – Когда Пэтти умерла, ему было двенадцать, а теперь он уже взрослый мужчина. Все становятся старше – за исключением Пэтти. Ну же, Колетт. Как ты это объяснишь?

Колетт делает шаг назад и прикрывает ладонями рот.

– Но то, что произошло сегодня, – это уже слишком. – Мистер Бэрд со злобой смотрит на меня, потом на Паулину. – В наш дом явились незнакомые люди и увидели все это. – Глава семьи снова переводит взгляд на супругу: – И теперь им все известно – про тебя и про твою болезнь…

– Нет у меня никакой болезни! – выкрикивает Колетт.

– Есть дорогая, есть. Ты очень больна, – говорит мистер Бэрд, и в этих его словах звучит такая печаль, что я чувствую, что у меня сейчас разорвется сердце. – Ты больна уже давно, но мы думали, что, притворяясь, помогаем тебе. Мы столько сделали, чтобы защитить тебя от правды… И вот теперь я не могу больше этого делать – никто из нас не может. Повторяю, все это тянется слишком долго и зашло слишком далеко. Пора все это прекратить.

Колетт делает еще несколько шагов назад.

– Нет… – теперь глаза Колетт уже полны слез. – Я не хочу этого слышать. Я тебе не верю. – Миссис Бэрд направляет на супруга дрожащий указательный палец: – Ты все выдумал! Как ты мог?

– Я участвовал во всем этом спектакле только потому, что люблю тебя.

– Заткнись! – кричит Колетт. – Заткнись сейчас же!

– Ничего другого нам просто не пришло в голову, – продолжает мистер Бэрд. – Но это была ошибка, и мы сами во всем виноваты. Да, мы сами заварили эту кашу, и теперь все это закончилось. Тебе придется понять. – Мистер Алекс обводит взглядом стол с остатками угощения, воздушные шары, неподвижную карусель, а затем подытоживает: – Здесь нет никакого ребенка. Никакой Пэтти. И остальные тоже ее не видят.

– Нет, видят! – Колетт подбегает к Паулине и с выражением отчаяния на лице вцепляется в руку домработницы: – Скажите ему, что видите ее, Паулина. Скажите, что вы видите Пэтти.

Домработница уже в открытую плачет, подбородок ее дрожит. Она смотрит на мистера Бэрда, потом на Колетт, не зная, что ей делать, что сказать.

– Я… – с трудом выдавливает она. – Я не знаю…

Колетт начинает трясти ее.

– Что? Черт возьми, Паулина! Скажите им всем, что вы ее видите!

– Нет… – лепечет домработница и съеживается, ссутулив плечи. – Простите меня…

Колетт, по щекам которой