Она начнёт погружаться в бездонное брюхо Чёрного Солнца, следовательно, она должна будет погибнуть.

– Что, и вправду бездонное? – ляпнула Наина Генриховна и сама испугалась того, что спросила.

Димитрий Димитриевич поморщился.

– Важно, что в брюхе у Многожёна монада обречена на смерть, причём не в результате свободного выбора самого Демидина, а в результате внешнего, насильственного действия. Спроси меня, что отсюда следует?

– Что отсюда следует? – покорно спросила Наина Генриховна.

Димитрий Димитриевич подбоченился.

– Создатель, согласно Его же принципам, не сможет допустить гибель души не по её собственной воле. Ты понимаешь, к чему я клоню?

– Нет, – призналась Наина Генриховна.

– Прискорбное одиночество гения… – пробормотал Димитрий Димитриевич. – Никто не может меня понять… Неужели ты не видишь, что Создатель будет вынужден вмешаться, чтобы спасти Демидина! Брюхо Многожёна, а фактически Чёрное Солнце начнёт высасывать из сердца Демидина энергию, а Создатель будет вынужден её возобновлять. В результате мы получаем вечный источник бесплатной энергии!

– Гениально, – осторожно сказала Наина Генриховна.

Глаза Димитрия Димитриевича лихорадочно заблестели.

– Моя идея! Ты даже не представляешь, кто её поддержал и какими возможностями меня наградили.

«Красно-коричневых тоже наградили», – подумала Наина Генриховна.

– Потрясающе, – сказала она вслух.

– Всё ещё грандиозней, чем кажется, – сказал Димитрий Димитриевич. – Вечный источник энергии – только первый шаг. Ты слыхала о Философском камне?

– Да.

– С точки зрения алхимии Философский камень – источник чудес. Но я думаю, что на самом деле это некий артефакт, ради спасения которого Создатель вынужден совершать чудеса. В данном случае – сердце К. С. Демидина, о котором все столько наслышаны. Все хотели его использовать, но никто, кроме меня, не догадался, как это сделать.

Димитрий Димитриевич потёр руки от нетерпения.

– Душа Демидина будет нашей заложницей, и Он пойдёт на любые наши условия ради того, чтобы её спасти. Однажды Он уже жертвовал собой, – грозно сказал Димитрий Димитриевич. – Одного поражения Ему оказалось недостаточно.

Димитрий Димитриевич заложил руки за спину и заходил по комнате, как полководец перед битвой.

«Он рехнулся! Чокнулся! Сбрендил!» – думала Наина Генриховна.

– Первый ход я сделаю в Нью-Йорке, – продолжал Димитрий Димитриевич. – Наши американские партнёры достигли определённых успехов в технологиях, но у них отсутствует воображение. Заметь, я был против передачи туда Демидина. Но раз уж так случилось, что сердце теперь у них, небольшое кровопускание оздоровит обстановку в Уре.

– Ты хочешь на них напасть для того, чтобы отнять сердце? – удивилась Наина Генриховна.

– Мне это даже приказано, – высокомерно сказал Димитрий Димитриевич. – Однако вернёмся к текущим делам.

Он потеребил подбородок.

– Многожёнчик у вас подкормится. Составь заранее список людей и выдавай их ему по одному. Время от времени подкладывайте ему твёрдые предметы – кровати, стулья, насосы, всё что угодно… Сердце может оказаться твёрже, чем мы думаем, так что пусть тренируется.

– Слушаюсь, – сказала Наина Генриховна.

– И ещё, – продолжал Димитрий Димитриевич. – Ему пора начинать кормиться излучениями, идущими с Земли. Моя агентура уже вовсю его там пропагандирует. Многожёну начинают поклоняться, причём не только в России. Его чувствительность растёт, и скоро он учует текущие к нему излучения.

– Люди, твёрдые предметы, излучения – а он не лопнет? – спросила Наина Генриховна.

– Всё на свете когда-нибудь лопнет, – философски заметил Димитрий Димитриевич. – Пусть твои агенты в Москве тоже подключаются к работе. Распускают слухи о чём-то огромном, всеядном, требующем служения и жертв. Ну, допустим, Многожён Шавкатович – это Сталин сегодня. Придумай что-нибудь. Не мне тебя учить.

– Ясно, – сказала Наина Генриховна.

– У меня нет времени заниматься мелочами, поэтому я на тебя рассчитываю. Иногда я буду приезжать и корректировать твой список. Кроме того, ты будешь мне докладывать, как продвигается пропаганда Многожёна наверху. Ты понимаешь, для чего это нужно?

– Не совсем, – призналась Наина Генриховна.

Димитрий Димитриевич вздохнул.

– Чем больше он будет поглощать душевные излучения, приходящие к нему с Земли, тем сильнее станет. Кроме того, сердце, которое он должен сожрать, – тоже вещь в некотором роде душевная. Теперь тебе ясно? Иногда я устаю быть самым умным.

Бафомёт сбрасывает маску

Росси спал плохо, ворочался, и его грудь давила тоска, которую он пытался придушить подушкой. Тоска пищала и билась о подушку, как металлический зверёк. Потом она затихла, но слух Росси начали резать неприятные скрипучие звуки.

– Ку-ку. Ку-ку.

– Заткнись, – простонал Росси.

– Ку-ку. Ку-ку. Ку-ку.

– Замолчи, скотина! – уже крикнул он.

– Вы же мне сами приказывали быть кукушкой! – обиженно завизжал Бафомёт.

– Что ты такое несёшь? – простонал Росси, с усилием открывая глаза.

Голова у него раскалывалась.

– В письменном виде приказывали, сами поглядите, – не унимался Бафомёт. – Вы, я вижу, совсем с ума посходили.

Росси сел на кровати и принялся тереть глаза, чертыхаясь и обещая себе сегодня же расплавить проклятый перстень. На столе и в самом деле лежал украшенный гарнизонной печатью лист.

Зевая, он прочёл: «Назначить демона Бафомёта главной кукушкой вверенного мне гарнизона. Приказ вступает в силу с момента подписания. Бригадный генерал Росси».

– Что за чушь? – пробормотал Росси. – Это же моя подпись…

– Ваша, ваша, – гнусавил Бафомёт. – Сами не знают, чего хотят. Рассудка лишились, а на других жалуются. Вам к психиатру надо.

Росси явственно представил себе этого психиатра, высокого, до синевы бледного, с хищной улыбкой, в ослепительно-белом халате. «Мы вас спасём, – успокоил его психиатр, поигрывая скальпелем. – Для того чтобы избежать осложнений, мы отрежем вам голову». Блеск скальпеля мешал Росси сосредоточиться. «Неужели больше ничего нельзя сделать, доктор?» – спросил он. Психиатр задумался: – «Гм-м… Можно вам вырезать печень. Вы же почти не пьёте. Для чего вам печень?»

Росси сжал виски ладонями.

– Бафомёт, ах ты дрянь! Ты командуешь моими мыслями?!

– Да какие там мысли! – захохотал, даже забулькал от смеха Бафомёт. – Это не мысли, а насморк головного мозга.

– Ну ты у меня доигрался! – зарычал Росси. – Допрыгался. Достукался…

Ему было немного сложно припоминать, о чём именно он думает, но в остальном он прекрасно себя чувствовал, даже испытывал лёгкую эйфорию.

– Нужно как-то избавиться от этого колечка, – сказал он сам себе. – Или от ожерелья? Нет, колечка, колечка!

Он натянул на себя одежду и, неловко кренясь на левую сторону, побежал в лабораторию.

В коридоре было тихо. «Для чего мне нужно в лабораторию? – подумал Росси. – Ах да! Чтобы расплавить перстень». Тут он вспомнил, что в одном из шкафов лежит сварочный аппарат.

– Опомнитесь! – заорал Бафомёт. – Собственными руками вы разрушаете нашу дружбу!

Росси мстительно улыбнулся и сунул перстень в карман. Пока он бежал по коридору, Бафомёт продолжал вопить, но его голосок звучал совсем тихо.

В лаборатории привычно гудели приборы. Росси огляделся и, насвистывая, полез в шкаф с инструментами. Сварочный аппарат лежал на месте.