– Удивлен, что она созналась в таком.

Дэлглиша удивила терпимость в словах Кейт:

– Пирс применил свой обычный прием – сидел с неподражаемым выражением мальчишеской симпатии к собеседнику.

– Главное – я узнал ее. Спросил, как часто она бывает в Кенте. Думаю, когда столько лет хранишь секрет, его не терпится рассказать. Это самое увлекательное в работе полицейского. Люди либо таят свои секреты, либо выбалтывают их. Она сказала: «Надо избегать надолго оставаться в реальном мире, молодой человек. Это мешает быть счастливым».

– Надеюсь, она не совсем порвала с реальностью, и ее ответам можно верить. Когда вы делились доморощенными философскими выкладками и обсуждали растительный мир, не сказала ли она чего-нибудь полезного для нас.

– Только то, что точно никого не впускала. Сразу после семи она слышала звонок, но в это время была в душе, а когда подошла к двери, звонить уже перестали. Сама она никого не ждала. По ее словам, пустых звонков бывает много. Иногда на кнопку жмут местные ребятишки, иногда кто-то просто ошибается.

– Звонить мог убийца, – сказала Кейт. – Когда она подошла к двери, его могли уже впустить.

– Кто-то впустил, – сказал Дэлглиш. – Если узнаем кто, тогда по крайней мере нам станет известно время его прихода, если, конечно, он вошел таким способом. Это все?

– Мы спросили миссис Кэпстик, когда она последний раз видела миссис Карпентер, – ответила Кейт. – Оказалось, в воскресенье в половине четвертого. Миссис Кэпстик возвращалась домой после обеда с подругой и увидела миссис Карпентер. Та шла в церковь Святого Иакова в конце квартала. Значит, тогда она была жива. Но ее информация ничего нового не дает. Мы это и так знаем.

Могла бы не давать, подумал Дэлглиш, если бы не одна удивительная новость. Ничего в квартире не говорит о том, что миссис Карпентер была церковным человеком; впрочем, здесь вообще ничего не говорит о ее личности – разве что ее склонность к уединению. Если судить по этому месту, трудно вообразить более одинокое существование. Идти в церковь днем в воскресенье довольно необычно, если, конечно, там нет по какой-то причине службы. Возможно, в церкви ею была назначена встреча. Не первый случай в его практике, когда в таком тихом, безлюдном месте устраиваются тайные свидания или передаются письма. Если ей хотелось поговорить без свидетелей и в то же время не рисковать и не приглашать постороннего в квартиру – лучшего места не найти.

– Стоит туда зайти, сэр? – спросила Кейт. – Полагаю, церковь может быть открыта.

Дэлглиш подошел к бюро и взял фотографию миссис Карпентер с внучкой. Минуту он внимательно, с бесстрастным видом ее изучал, потом положил в бумажник.

– Есть шанс. Она почти всегда открыта. Я знаю отца Престейна, священника этого прихода. Если он имеет к нашей истории отношение, у нас будут сложности.

В улыбке на лице Дэлглиша отразилось не только сожаление, но и лукавство. Кейт хотелось продолжить разговор, но она почувствовала себя на незнакомой территории. Есть ли какая-нибудь область, подумала она, где шеф ощущает себя неуверенно? Впрочем, он говорил, что его отец пастор. Поэтому он знал ту часть жизни, которая была ей совсем не знакома: вместо церкви Святого Иакова могла быть мечеть – это дела не меняло. Религия в любом качестве – как практическое руководство в жизни, как источник легенд и мифов или как философская категория – никаким образом не присутствовала в квартире на восьмом этаже в доме послевоенной постройки Эллисон-Фейруэзер. Нравственное воспитание Кейт отличалось простотой. Какие-то проступки – например, чтение вместо уборки квартиры или пропуск каких-то товаров при покупках по списку – были неприятны бабушке или мешали ей и потому признавались неправильными. Другие считались незаконными и потому опасными. В целом закон казался более разумным и более последовательным руководством по морали, чем эксцентричные требования бабушки. Общеобразовательная школа в бедном районе, где она училась, пытаясь примирить религиозные предпочтения семнадцати национальностей, довольствовалась тем, что считала расизм величайшим, если не единственным, смертным грехом, а все веры одинаково правомерными – или неправомерными, кто как хочет. Представителям меньшинств, их праздникам и обрядам уделяли больше внимания – видимо, потому, что христианство получило нечестный рывок на старте и теперь могло само позаботиться о себе. Собственные представления Кейт о морали, которые она никогда не обсуждала с бабушкой, в детстве были интуитивными, а в юности складывались без нажима извне, только исходя из собственной личности и опыта. Иногда ей это мешало, но ничего другого у нее не было.

Ее озадачило, почему миссис Карпентер пошла в церковь. Молиться? Если ходишь в церковь, в этом есть некое достоинство, и потому больше надежды на успех. Просто передохнуть? Конечно, нет – дом совсем рядом. С кем-то встретиться? Вот это возможно: просторная церковь – хорошее место для встречи. Но Кейт не ждала ничего важного от посещения церкви Святого Иакова.

Стоящий на посту в холле молодой констебль отдал им честь и сбежал по лестнице к машине.

– Спасибо, Прайс, – остановил его Дэлглиш и повернулся к Пирсу: – Возвращайся в квартиру, Пирс, и начинай следствие. Потом свяжись с Полет-Корт. Скажи им как можно меньше. Лэнгтону будет очень тяжело.

Но Пирса беспокоили собственные мысли: «Ничего не понимаю, сэр. Они не мясники. Это убийство не в их духе».

С легкой примесью раздражения Кейт сказала:

– Не похоже на первое? Но убийства явно связаны. Иначе и быть не может. Если мы правы и преступник старался выставить Карпентер убийцей Олдридж, тогда дорожка вновь ведет в Полет-Корт.

– Только в том случае, если убийца из «Чемберс». Но я начинаю в этом сомневаться. Если рассматривать непосредственное убийство отдельно от истории с париком и кровью…

– Мое мнение: убийство – внутреннее дело, а Карпентер как была, так и осталась главной подозреваемой, – перебила его Кейт. – У нее было все – орудие убийства, мотив, возможность.

– Нам уже кое-что известно, – сказал Дэлглиш. – На время убийства Карпентер у трех членов коллегии есть алиби. Это Ульрик, Костелло и Лэнгтон. Вчера вечером я беседовал с ними, и ни один из них не успел бы добраться до Седжмор-Кресент к семи тридцати. Сейчас мы с Кейт зайдем в церковь, благо она совсем рядом, а потом встретимся.

Народу на улице было мало. Слух об убийстве еще не распространился в районе. Когда это случится, неподалеку от дома, как это обычно бывает, соберутся зеваки, старательно изображая, что оказались здесь случайно.

Дэлглиш произнес:

– Отец Престейн – удивительный человек. Говорят, что ему больше, чем кому-либо другому в Лондоне, люди открывают свои секреты – и в исповедальне и вне нее. Он своего рода духовник писателей, принадлежащих к англиканской церкви: романистов, поэтов, ученых. Они не представляют себе обрядов крещения, венчания, исповеди или отпевания без участия отца Престейна. Жаль, что он никогда не напишет автобиографию.