Еще пять минут, и жертв было бы гораздо меньше. Всего пять минут… до звонка на перемену, после которого большинство детей выбежало бы на улицу… и не оказалось бы раздавлено обломками рухнувшей школы…

Детский крик полный горя и отчаяния прорезал воздух. Ольга Волгина почувствовала солоноватый привкус на своих губах. Ладони ее рук сделались влажными, сердце бешено застучало, тело покрылось липким потом… «И там, где сейчас груды этих камней, моя сестра…» — Ольга бросила опираться о каменную ограду и решительно сделала шаг вперед. Под ногами хрустел желтовато-серый щебень.

Лязгнула металлическая дверца машины-«реанимации». Ольга, словно рыба, выброшенная на берег, судорожно хватала ртом воздух. Перед глазами поплыли желтовато-серые круги. «Боже мой! — успела лишь она подумать. — Я ничего не вижу! Ничего!» В ее мозгу еще пульсировала мысль, а перед глазами была уже чернота. Она бессильно рухнула на дорогу. «Нет, — думала она, — я не хочу туда, к мертвым, я хочу жить… жить!»

«Что с вами? Вам плохо?» — услышала она голос, принадлежащий кому-то невидимому, и хотела было сквозь черноту крикнуть, что да, ей плохо, она умирает, но у нее уже отнялся язык, и она лишь почувствовала, как кто-то, принадлежащий к миру живых, взял ее за руку, нащупал пульс… Сквозь шум крови в ушах слышала, как грубый мужской голос кому-то приказал «Нашатырь! Быстро!»

Зрение медленно возвращалось к ней, пелена желто-серых пятен рассеивалась, и, когда обрывки потустороннего мира окончательно растаяли, она увидела перед собой загорелое лицо незнакомого мужчины в зеленой хирургической шапочке.

— Ну вот, — доброжелательно сказал он. — Попробуйте встать! Сами ходить сможете?

Она молча кивнула, стиснув губы.

— Что это со мной было?

— Обычный обморок. Ступайте домой, здесь не место для женщин со слабыми нервами…

Она прикрыла глаза ладонью, словно хотела отодвинуть от себя картину разрухи, смерти, отчаяния.

— Но моя сестра… — едва слышно выдавила она из себя. — Там, под обломками…

— А! Вот в чем дело. Ваша сестра… учительница?

Ольга кивнула. В ее взгляде зрелой женщины, промелькнуло что-то беспомощное и беззащитное, как у ребенка. Врач медлил, видимо, не находя в себе силы бросить ее посреди дороги.

— Меня зовут Армен, — представился он. — Держитесь за меня. Пойдемте, попробуем помочь вашей сестре.

Мимо них пронесли носилки с раненым, прикрытым белой простыней. На простыне проступали кровавые пятна.

НАША СПРАВКА

СПИТАКСКОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ

Землетрясение известно также как Ленинаканское. Катастрофическое землетрясение (магнитуда 7.2 по Рихтеру), произошедшее 7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту по московскому времени на северо-западе Армении. Полностью разрушен город Спитак и 58 сел; частично разрушены города Ленинакан, Степана-ван, Кировакан и еще более 300 населенных пунктов. Погибли, по крайней мере, 25 тысяч человек, 514 тысяч человек остались без крова. В общей сложности землетрясение охватило около 40 % территории Армении. Из-за риска аварии была остановлена Армянская АЭС.

Трагедия в Спитаке случилась… в самый разгар войны в Нагорном Карабахе, где Армения воевала с Азербайджаном за землю. Скандальная пресса немедленно написала о «каре небесной», обрушившейся на армянскую землю за то, что армяне пошли войной на азербайджанцев.

Официальной причиной огромного количества жертв (7 баллов по Рихтеру — не самая высокая амплитуда для эпицентров землетрясений!) была названа низкая сейсмоустойчивость построенных в эпоху «застоя» строений. А также крайне низкие температуры, не свойственные для декабря в Армении, отсутствие специальной спасательной техники и персонала. Самые большие жертвы были в первые дни после трагедии.

ГОЛУБОЕ ОКО ДРЕВНИХ ГОР 17 ДЕКАБРЯ 1988 ГОДА. АРМЕНИЯ. ОЗЕРО СЕВАН

Лучи зимнего солнца отбрасывали на рыхлые облака, проплывающие по чернильной акварели неба, разорванные, призрачные тени. Надвигалось ненастье. Далеко внизу осталась тревожная торопливая жизнь. Зыбкая, как песок, и ненадежная, как карточный домик. Забыть и ни о чем не думать! Но тот, кто еще живет, разве способен вот так легко, в один миг, вырвать жало воспоминаний из своего сердца, выбросить страшные картины из своей памяти?

Шлак отголосков, разрывающий сердце… Темная глубина холодной воды, сливающейся на горизонте с серыми, тонущими в сизой дымке очертаниями гор. Зеленые прибрежные волны, холодно ласкающие серый скалистый берег. Словно опрокинувшиеся пирамиды — дрожащие мелкой рябью снежные вершины, отраженные хрустальным зеркалом воды. Севан. Голубое око древних гор Кавказа. Самое большое высокогорное озеро планеты. Восемьдесят метров глубиной. Гора Арагац. Четыре тысячи метров над уровнем моря. Тридцать три кубических километра кристальной пресной воды. Совсем недалеко Ереван, всего-то полсотни верст. Голубоглазый Севан как центр священных земель Армении… Вдали на горе сквозь молочный туман видны башни монастыря IX века. Раз в семь лет здесь устраивается торжественный обряд изготовления священного миро, то есть благовонного масла, которое потом доставляется во все армянские храмы мира.

Но спокойствие и умиротворенность — кажущиеся. Битва за Нагорный Карабах вынудила азербайджанцев объявить Армении экономическую блокаду. В 1981 году армяне и азербайджанцы совместными усилиями начали строить грандиозный тоннель, в 48 километров длиной, чтобы спасти озеро Севан, которому угрожало обмеление. Голубое око горы Арагац быстро иссякало. Виной тому — грандиозный советский план (наряду с переброской северных рек в Среднюю Азию) орошения полей за счет воды Севана. Когда уровень Севана упал сразу на десятки метров, обнажив розовый и черный вулканический туф, экологи схватились за голову. Для повышения уровня воды бросились строить канал, по которому в Севан перебрасывались бы воды реки Арпа. Великолепная горная река, берущая начало в ледниках Варденисского хребта, проносится стремительным потоком по территории Армении, Нахичеванского края и Азербайджана… Питаясь лишь снежными водами, Арпа вращает турбины целого каскада ГЭС. Должна была Арпа спасти и Севан…

И тут грянула Карабахская война.

Требования армян включить азербайджанские земли Нагорного Карабаха в состав Республики Армения (поскольку большинство проживающих на этой азербайджанской земле были именно армяне) блокировали этот проект, и многие другие. Политические интересы перевесили остальные…

Севан продолжал иссякать.

Над голубыми волнами с тревожным криком пролетела одинокая птица.

— Человек живет, пока есть надежда, — философски заметил хирург Армен, слегка поддерживая спутницу под локоть.

Ольга Волгина вздрогнула. Она подумала о том, что жизнь оказалась гораздо более непредсказуемой, чем можно было предположить. Как странно оказаться на берегу Севана именно сейчас, в середине угрюмого и холодного декабря, когда температура воздуха в лучшем случае колеблется между нулем и пятью градусами тепла по Цельсию. Хрустальный Севан, приходящей к Ольге в московских снах и грезах, казался голубым зеркалом в оправе вечнозеленой туи с веселыми красно-оранжевыми ягодами, и летний легкий бриз, с терпким ароматом можжевельника, и горячее щедрое солнце превращали эту картину в идиллию. Но в реальной жизни для идиллии места не оказалось.