одного — жрать лучше и больше. А его еда — боль и горе разумных существ. Именно с целью устроить на Земле клоаку, которая будет постоянно проецировать в пространство боль и горе, из людей и делали безразличных эгоистов, не способных сочувствовать никому, кроме себя. Вот только Артем не был уверен, что справится с мерзостью, затаившейся в этом кристалле, самостоятельно. И тогда он впервые решил попросить помощи у других Авари. Но как это сделать? Как ни удивительно, стоило ему задать вопрос, как пришел ответ. Все оказалось очень просто, и юноша, особым образом преобразовав ментальные образы, вложил в них запись о кристалле недобога и отправил в общее ментальное поле. После чего начал перемещение врага за пределы мироздания.

«Остановись!!! — взвыла тварь. — Прекрати это! Чего ты лезешь, куда тебя не просят?! Какое тебе до них дело?! Они — еда!!! Оставь меня!!!»

«И ты еще смеешь называть себя Матерью... — брезгливо бросил Артем. — Считаешь, что больно, это когда больно тебе? А на боль других плевать? Так вот тебе боль тех, кто пострадал по твоей вине! И ты будешь испытывать ее до своего последнего момента, пока не растворишься!»

По какому-то наитию Странник подключился к ноосфере Земли, нашел там боль, горе и отчаяние людей, за последнее столетие пострадавших от насилия и безразличия, после чего перебросил все это на материальное вместилище «Матери». В ответ раздался жуткий вой, пронизавший юношу до глубины души. Тварь бесновалась, тварь вопила, тварь проклинала, тварь угрожала, тварь умоляла, тварь требовала, тварь выла.

Артем продолжал двигать ее к пределам небытия, но сил явно не хватало. Вот только в какой-то момент кто-то невидимый подставил плечо. Один, другой, третий. И сила полилась в него потоком. Юноша рассмеялся, поняв, что он не один, и одним движением вышвырнул тварь в Бездну, где ей предстояло медленно раствориться за несколько столетий. Никакого сочувствия к ней Артем не испытывал, будучи твердо уверенным, что живущий чужим горем сочувствия недостоин.

«Помни, что это был всего лишь инструмент, — обрушился на него ментальный образ непредставимой мощи. — Тебе предстоит найти тех, чьи руки этот инструмент держали».

Ощущение чужого присутствия исчезло. Артем открыл глаза и уставился на экран — гиганского кристалла больше не было. Он облегченно выдохнул, но вспомнил, что еще ничего не закончено, и помрачнел.

— Что-то не так? — тут же спросил ротмистр Козинцев, внимательно следивший за лицом царского зятя.

— Мне помогли, сам не справлялся, — тяжело вздохнул молодой Странник. — А напоследок сказали, что это был всего лишь инструмент. А тех, кому он принадлежал, мне еще предстоит найти. Так что по возвращении будем поднимать и жандармерию, и тайный приказ. И искать. Нам престоит обнаружить подонков, которые все это затеяли и реализовали. Сейчас мы временно вырвали им ядовитые зубы, но надолго ли? Лучше поспешить и найти их, пока они почти бессильны. Я и сам думал, что их нужно найти любой ценой, пока снова не нагадили.

— Найдем, — заверил жандарм. — Всю планету перероем, но найдем.

Артем довольно долго смотрел ему прямо в глаза и не видел там ничего, кроме жесткой и даже жестокой решительности. Да, такие люди действительно найдут. А он поможет им всем, чем сможет.

Глава XXIV

Фюрер вопил, брызгал слюной, махал кулаками, истериковал, угрожал. Господа генералы молча выслушивали его, думая про себя о том, как им надоел этот бесноватый ефрейтор, ничего не понимающий в тактике и стратегии, но считающий себя военным гением.

— Где ваше хваленое люфтваффе? — Гитлер резко повернуся к Борману. — Почему бездействует?!

— Его больше нет, мой фюрер, — уныло ответил тот, не вставая. — У нас практически не осталось самолетов, даже транспортных. Пришельцы уничтожили все...

— Пришельцы... Откуда эти твари взялись на наши головы?!

Ответить на этот вопрос было некому, и господа промолчали, они и сами в последние две недели, после прилета инопланетян, пребывали в шоке. Мало того, что чужой корабль оказался русским, так он еще и прямо выступил на стороне большевиков. По докладам разведки катера с орбиты потоком прибывали в Москву, привозя какие-то грузы и увозя наверх группы людей. Но зачем их увозят выяснить не удалось, мастера сыска наркома Берии свое дело знали туго и отлавливали пошедших на риск шпионов довольно быстро.

— Докладывайте, Кейтель, — устало бросил Гитлер, опускаясь на стул.

— Наши армии полностью уничтожены, мой фюрер, — со вздохом встал генерал-фельдмаршал. — Пришельцы обнаруживают любые скопления войск очень быстро и выжигают их сверху своим страшным оружием. После его применения остаются только залитые расплавленным грунтом поля, к которым невозможно приблизиться из-за нестерпимого жара, по предположениям ученых, им остывать еще дней десять, после чего можно ждать наступления красных. Противопоставить им нам будет нечего.

— Почему?! — разъяренно выплюнул бесноватый ефрейтор. — Вооружите всех мужчин рейха и отправьте навстречу врагу!

— Нечем вооружать, мой фюрер. Все до единого арсеналы тоже уничтожены, как и оружейные заводы.

Гитлер от таких известий зашатался, хватая ртом воздух, ничего подобного он все же не ждал. Кейтель, в отличие от других генералов и адъютантов, ничего от него не скрывал. До сих пор он считал, что пришельцы сильно навредили вермахту, но далеко не фатально, силы сопротивляться еще есть. Теперь же... Теперь надежды не осталось.

В этот момент все и случилось. Стены большого кабинета, в котором заседало руководство рейха, вдруг засветились призрачным светом. Какая-то невидимая сила спеленала всех присутствующих, распяв их на стенах. А затем на пол кабинета из ниоткуда ступили люди в футуристического вида доспехах с прозрачными забралами. Они сопровождали белокурого гиганта лет сорока на вид, в черной форме с погонами полковника по русскому императорскому стандарту. Этот гигант словно сошел с плаката, изображающего идеал немецкого мужчины — белокурую бестию.

— Ну вот ты мне, подонок, и снова попался, — подошел он к дергавшемуся в попытках вырваться из невидимых пут Гитлеру. — Один раз я тебя уже ловил, ты сбежал, но теперь не сбежишь, дождешься суда и казни.

Незнакомец с брезгливым видом дал фюреру пощечину, от чего голова того мотнулась назад и гулко ударилась об стену. Он взвизгнул и начал было вопить, но еще одна пощечина заставила бесноватого ефрейтора умолкнуть.

— Ах да, я не представился, господа, — немецкий язык незнакомца был чеканным и ясным, так говорили только аристократы, военная косточка во многих