Почти дойдя до горы трупов под ней, магистр резко свернул в сторону небольшой смежной улочки, практически подворотни, и отдал приказ:

— Всем стоять здесь. Со мной пойдёт только Син.

Я посмотрел в сторону Ласки, но Тан, будто прочитав мои мысли, повторил.

— Только ты. Остальные охраняют вход.

Охранять здесь было нечего, так что желание магистра избавиться от свидетелей было очевидно.

— Зачем мы здесь..? — спросил я, когда друзья остались далеко позади и уже не могли услышать.

— Увидишь, — тем не менее, не стал говорить Тан.

Впрочем, ещё спустя метров сто он все же передумал и задал наводящий вопрос:

— Ты же сможешь ещё раз повторить исцеление от заражения?

— Зависит от времени с момента заражения. Важно, чтобы от души ещё что-то оставалось. С нападавшими на нас, я ничего не могу сделать — некромантия нарушила…

— Понял, — перебил меня Тан. Пришли.

Я осмотрелся. Ничего особенного вокруг не обнаруживалось. Обычная тупиковая улочка, пара зданий с зарождавшимся стихийным заражением, несколько разобранных клинком Танатоса трупов под стенами, несколько прибиты оружием к домам, словно бабочки у коллекционера…

Хотя нет, не все из них были мертвы.

— Сорок пять… сто пять.. — одно из тел потянулось ко мне искорёженными руками. С его губ с трудом слетали числовые стишки. Вернее, её. Когда-то существо было девочкой лет десяти.

Тело монстра было приковано к зданию зелёным маревом, напоминавшим волшебные кляпы, которые так любил раздавать магистр излишне разговорчивым ученикам.

До эмпатии тари долетели отголоски чувств магистра Смерти, и я всё понял.

Не было никакой великой миссии или особой задачи, ради которых Танатос повёл нас всех на смерть. Но… кто бы на его месте поступил бы иначе?

Существо, бывшее когда-то ребёнком, улыбнулось дырой, заменявшей рот, и в нашу сторону понёсся поток фрактального дыхания. Но мы были ещё на достаточном расстоянии, чтобы находиться вне опасности.

Сердце сжалось от чужой боли и скорби. Невыносимой боли, смешанной с отчаяньем.

Я посмотрел на Танатоса. Лицо его оставалось спокойным, лишённым всяких эмоций, но даже без эмпатии тари его всё равно выдавали глаза. Заблестевшие, от так и не сорвавшихся слёз.

— Сможешь.. исцелить её? — тихо спросил магистр непривычным, чужим голосом.

С ответом я не спешил. Фрактал уже начал разрушать душу ребёнка. Всё было намного хуже, чем в случае с Сайрисом и Лаской. Существо вообще на человека уже походило мало. Но шансы ещё были, пусть они были и невелики.

— Я попробую, — честно ответил я, взвесив все шансы. — Но гарантировать не могу.

— Делай, — отчеканил Танатос.

Я присел на залитую кровью землю в окружении исходящих вверх белых кубиков и снова вытянул металлический барабан со странным названием.

Создать новое тело с помощью магии воды было не сложно на любом этапе, даже спустя сотни лет. Но у души очень короткий срок пребывания в материальном мире, когда тело уже погибло. Я припомнил религиозные поверья — сколько там было? Три дня, девять, сорок..? Здесь не могло пройти больше суток. Но некромантия не коснулась души ребёнка, забирая у него власть над телом.

Над мёртвым доменом полилась мелодия хаани. Как и в прошлый раз, руки сами заскользили по нотам металлического барабана, рождая новую мелодию, какую я никогда прежде не слышал.

— Ну же, если ты здесь… ответь мне.

Но в ответ была тишина. Я не чувствовал ничего из того, что прежде ощутил, возрождая Ласку.

Время шло. Я оглянулся в сторону Тана и понял, что тот едва держится на грани отчаянья. Несгибаемый воин с невероятной волей был на пределе. А затем посмотрел на свой инструмент и не поверил глазам. Это больше был не тот хаани, что вернул мне магистр.

Хаани северный плач.

Редкость: легендарный.

Материал: волчья сталь. Содержит дух Миюн’Найдарк.

+ 12 к навыку владения музыкальным инструментом.

+5 к характеристике эмпатии независимо от наличия.

Вызывает оцепенение нематериальных существ.

— Мне страшно… здесь так темно.. мне так страшно… помогите кто-нибудь…

Мелодия стало громче. Всё кроме музыки исчезло, и меня окутала непроглядная тьма. Тьма с крохотными светлыми искорками угасающих душ.

Я перешёл в медитацию, а затем провалился в транс.

Говорить бессмысленно. В мире музыки не было слов.

Это была не моя мысль, но я сразу поверил успокаивающему тихому женскому голосу. И сразу понял, что он принадлежит заключённой в инструменте душе.

— Ещё… — услышал я тихий голос Танатоса. Магистр Смерти больше не скрывал своих чувств. По суровому, покрытому шрамами лицу великого воина скатилась одинокая слеза.

Я ощутил присутствие множества собиравшихся подле меня искорок. Изувеченные фракталом души обступили меня со всех сторон, и я понял — пора.

— Помоги мне, Дафна, возроди их тела, Тайна сияющих вод… Услышь меня, хранитель посмертного покоя Нефтис и дай мне сил… — прошептал я.

В исцеление девочки вмешалась сила и воля богов.

Стало мокро. Вокруг меня был тёплый дождь, совсем как во владениях водного божества. На душе стало спокойно.

У меня всё получится.

А затем уверенность превратилась в результат.

— Мира… — тихо произнёс Тан. — Мира… Мира!

— Папа! — послышался детский голос.

Тело чудовища стало распадаться, уходя в небо облаком светящихся кубиков стихии фрактала. А к магистру уже неслась девочка с длинными чёрными кудрями.

Но я не останавливался — изломанные тела вокруг стали таять. Увы, не все. Лишь малая часть от горы трупов, что оставило после себя стихийное заражение, и прошедшие улицами некроманты из ордена Тиши.

Рядом очнулась от вечного сна незнакомая девушка в платье горничной. Потирал нос какой-то пришедший в себя старик. Эльфийка в плаще с гербом домена света, ополченец в разрубленной кирасе, дворф с подпаленной бородой…

— Как… как ты это сделал, Син? — нашёл в себе силы спросить магистр Смерти. Голос его предательски дрожал, но в глазах снова пылал огонь прежней уверенности и силы.

— Найди сильных целителей, Тан, — с трудом проговорил я. — Тех, у кого есть сила воссоздавать тело. И сильных шаманов, которые смогут привязать к ним души. Многих в этом городе ещё можно спасти…

Я с трудом встал и на негнущихся ногах пошёл прочь. Голова не соображала. Сознание вот-вот грозилось покинуть меня. Исцеления, наложенные на себя, не работали.

Шатающейся походкой я шёл назад, к друзьям. Осталась лишь одна, последняя мысль.

Я должен увидеть