сильными переживаниями. Как вы думаете, – Лев окинул своего собеседника изучающим взглядом, – какая информация могла так сильно повлиять на Семигорова, что его сердце не выдержало? По вашему мнению, что столь резко могло вывести его из равновесия?

Некоторое время помолчав, Хамидов, выражая недоумение, пожал плечами.

– Честно говоря, даже не представляю! – Аспирант отрицательно потряс головой. – Знаете, чем больше я думаю о смерти Святослава Дмитриевича, тем чаще на ум приходит мысль о том, что инфаркт у человека, который даже не знал, в какой стороне находится его участковая поликлиника, имел свои особые причины. Анализируя все за и против, нельзя не прийти к выводу о том, что случившееся со Святославом Дмитриевичем было кем-то организованным убийством, которое хитро замаскировали под инфаркт. Да! Я уже почти уверен в том, что, скорее всего, его убили.

– Ну и кто же, на ваш взгляд, мог бы оказаться, так сказать, «автором» этого преступления? – Гуров никак не ожидал такой категоричности в оценках своего собеседника.

– Трудно сказать… – Хамидов сокрушенно вздохнул. – Из тех, кого я знаю, едва ли кто пошел бы на такой шаг. Но могу предположить, что удар нанесли люди, прибылям которых угрожала позиция Святослава Дмитриевича. Например, он одним из первых заявил об опасности для здоровья наших людей употребления в пищу норвежского садкового лосося, которого откармливают трансгенной соей и тому подобными продуктами. Понятное дело, завоз в Россию этой рыбы резко упал, а производившие ее дельцы понесли немалые убытки.

– Лично для вас, я так понимаю, смерть Семигорова стала серьезной утратой, поскольку он, насколько мне известно, консультировал вас по кандидатской? – спросил сочувственно Лев.

– Да, безусловно… – Хамидов потушил недокуренную сигареллу и бросил ее в мусорную урну. – Тематика моей диссертации очень тесно смыкается с генетикой – я исследую процессы обмена микроорганизмами разных видов участками своих хромосом, вследствие чего вполне безобидные сапрофиты могут трансформироваться в опасную болезнетворную инфекцию. Святослав Дмитриевич считал мою работу очень важной и всячески мне помогал. Теперь, конечно, она сильно затормозится…

В ходе дальнейшего разговора аспирант рассказал о своей последней встрече с академиком. По его словам, в доме Семигорова он был дней пять назад. Кроме него, к Семигорову приехали еще трое диссертантов из различных НИИ и академических вузов, причем двое – с периферии.

– Святослав Дмитриевич их тоже проконсультировал, сделал немало ценных и значимых подсказок, все остались очень довольны встречей. Потом мы пили чай, разговаривали, что называется, «за жизнь», говорили о перспективах российской генетики. Кстати, Святослав Дмитриевич высказал такую мысль, что лет через десять наша научная школа достигнет такого уровня, что большинство соматических болезней будут излечиваться за счет авторегенерации тех или иных органов. То есть в хронически больной печени или, скажем, поджелудочной железе будет запускаться процесс восстановления тканей этого органа путем постепенного вытеснения патологически измененных клеток совершенно здоровыми. А это, хочу обратить ваше внимание, ставит под вопрос само существование трансплантологии. Даже от самых опасных инфекций, считал Святослав Дмитриевич, можно будет излечиться, приняв внутрь порцию специальных микроорганизмов, которые лишат генетический код той же чумы или холеры его убийственной для человека сути…

Выслушав Хамидова, Гуров задумчиво обронил:

– Очень интересно… Скажите, Эльдар Умарович, а насколько близко наши ученые, и прежде всего сам Святослав Дмитриевич, подошли к решению проблемы восстановления органов путем активации соответствующих участков хромосом? И сколь близка наша наука к созданию микробов-антагонистов болезнетворной бактериальной инфекции?

– Хм-м-м… – Хамидов явно не ожидал таких вопросов и несколько замешкался. – Ну-у-у, я так думаю, в ЛГГ задел работ в этом направлении сделан уже мощный. Вас интересует, насколько велика вероятность того, что они окажутся успешными?

– Да, именно это! – Лев энергично кивнул. – На ваш взгляд, насколько реальна практическая авторегенерация органов и тканей в недалеком будущем?

– Мне так думается, лет через десять процентов на девяносто она будет абсолютно реальна, – убежденно ответил собеседник Гурова. – Впрочем… Она была бы реальна и в более ранние сроки, если бы не смерть Святослава Дмитриевича. А теперь, конечно, этот вопрос затянется…

– Понятно… – сдержанно, без эмоций ответил Гуров, мысленно сделав из только что услышанного некоторые выводы.

Он вспомнил расследовавшиеся им и Стасом дела по криминальной трансплантации органов. «Рулили» этими процессами весьма серьезные мафиозные структуры как российские, так и международные. Их заинтересованность в этой сфере определялась маржой, измерявшейся в колоссальных суммах. Можно себе представить их недовольство тем, что некий академик придумывает способ, как одним уколом оставить их без сверхприбылей. Да и производители лекарств от бактериальных инфекций – сульфаниламидов, антибиотиков и тому подобного – едва ли испытают восторг от того, что их продукция на миллиарды долларов вдруг окажется невостребованной…

«…Не отсюда ли ветер дует? – сразу же мелькнула мысль у Гурова. – Не трансплантологи ли и фармкомпании задумали разделаться с академиком?»

Задав Хамидову еще несколько вопросов (каких-либо подозрений в отношении его за время разговора не появилось), Лев отправился дальше. Теперь он ехал за пределы МКАДа, в Пригорск, где проживал старший научный сотрудник НИИ ихтиологии, кандидат наук Ржанцев, занимавшийся экспериментальным рыбоводством. Он тоже был вхож в дом Семигоровых и последний раз заезжал к академику за день до его кончины. Ржанцев в студенческие годы весьма серьезно занимался легкой атлетикой и даже имел разряды по спринту и прыжкам в высоту. Это как бы давало повод думать о том, что он и есть тот человек, кто ночной порой проник в дом Семигорова. Впрочем, Гурову заранее было ясно, что его шансы на успех в плане этих поисков слишком малы. Но даже понимая, что их со Стасом разъезды, вполне возможно, никаких результатов не дадут вообще, тем не менее Гуров решил проверить всех условно подозреваемых до конца – а вдруг?

Ихтиолога он застал на его рабочем месте за сборами домой – близился конец рабочего дня, и сотрудники НИИ ихтиологии уже начали расходиться. С Ржанцевым они вышли из здания института и присели на лавочке, откуда были видны прямоугольники бассейнов, в которых резвилась рыбная молодь. Как заядлый рыбак, Лев не мог не оценить позитива рыбоводческой работы, которая в конечном итоге способствовала обогащению подмосковных водоемов рыбой самых разных пород. По словам Ржанцева, лично он занимался травоядными видами рыб, наподобие белого амура и толстолобика, выводя сверхпрожорливые породы, способные в течение всего одного летнего сезона очистить русло какой-нибудь малой речки от переполняющих его водорослей.