коих нарушение уничтожает древний завет власти с повиновением и низвергает народ со степени гражданственности в хаос частного естественного права. Сын Екатерины мог быть строгим и заслужить благодарность отечества; к неизъяснимому изумлению россиян, он начал господствовать всеобщим ужасом, не следуя никаким Уставам, кроме своей прихоти; считал нас не подданными, а рабами; казнил без вины, награждал без заслуг; отнял стыд у казни, у награды — прелесть; унизил чины и ленты расточительностью в оных; легкомысленно истреблял долговременные плоды государственной мудрости, ненавидя в них дело своей матери; умертвил в полках наших благородный дух воинский, воспитанный Екатериною, и заменил его духом капральства. Героев, приученных к победам, учил маршировать; отвратил дворян от воинской службы; презирая душу, уважал шляпы и воротники, имея, как человек, природную склонность к благотворению, питался желчию зла; ежедневно вымышлял способ устрашать людей — и сам всех более страшился; думал соорудить себе неприступный дворец — и соорудил гробницу!.. Заметим черту, любопытную для наблюдателя: в сие царствование ужаса, по мнению иноземцев, россияне боялись даже и мыслить — нет! говорили, и смело!.. Умолкали единственно от скуки частого повторения, верили друг другу — и не обманывались! Какой-то дух искреннего братства господствовал в столицах: общее бедствие сближало сердца, и великодушное остервенение против злоупотреблений власти заглушало голос личной осторожности. Вот действия Екатеринина человеколюбивого царствования: оно не могло быть истреблено в 4 года Павлова, и доказывало, что мы были достойны иметь правительство мудрое, законное, основанное на справедливости.

Россияне смотрели на сего монарха как на грозный метеор, считая минуты и с нетерпением ожидая последней… Она пришла, и весть о том в целом государстве была вестию искупления: в домах, на улицах люди плакали от радости, обнимая друг друга, как в день светлого Воскресения. Кто был несчастливее Павла?.. Слезы горести лились только в недрах его августейшего семейства; тужили еще некоторые, им облагодетельствованные, но какие люди!.. Их сожаление не менее всеобщей радости долженствовало оскорбить душу Павлову, если она, по разлучении с телом, озаренная, наконец, светом истины, могла воззреть на землю и на Россию!»

И далее очень важные слова для наследника Павла: «Не сомневаясь в добродетели Александра, судили единственно заговорщиков, подвигнутых местию и страхом личных опасностей; винили особенно тех, которые сами были орудием Павловых жестокостей и предметом его благодеяний. Сии люди уже, большею частью, скрылись от глаз наших в мраке могилы или неизвестности… Едва ли кто-нибудь из них имел утешение Брута или Кассия пред смертью или в уединении. Россияне одобрили юного монарха, который не хотел быть окружен ими и с величайшею надеждою устремили взор на внука Екатерины, давшего обет властвовать по ее сердцу!»

Строго говоря, если Александр что и позаимствовал у Екатерины, так это ее стиль «мягкого и постепенного» реформаторства. Если о Павле Казимир Валишевский высказался так: «Он считал все возможным, а именно все сделать сразу и все исправить, — силой того абсолютного идеала, который он носил в себе, противопоставляя его решительно всему существующему», то Александру, перед глазами у которого пример отца, стало абсолютно ясно, что «сила идеала» ведет не к реформам, а к кровопролитию.

Что он мог предложить вместо этого?

В 1792 г. Александру всего 15 лет, он познакомился с молодым чиновником В.П. Кочубеем, отправлявшимся послом в Стамбул. В переписке молодые люди обсуждали необходимость реформ в России.

* * *

Виктор Павлович Кочубей — сын Павла Васильевича Кочубея и правнук знаменитого Василия Леонтьевича Кочубея, генерального писаря и генерального судьи Войска Запорожского, который встал на сторону Петра I (донес царю о предательстве Мазепы и был казнен, а после стал героем поэмы Пушкина «Полтава»).

Отец Павел Васильевич занимал место головы в подкоморном полтавском суде, мать — Ульяна Андреевна, родная сестра Александра Андреевича Безбородко, главного директора почты Российской империи, фактически руководившего внешней политикой Российской империи после ухода в отставку в 1781 г. Никиты Ивановича Панина.

Безбородко забрал Виктора и его старшего брата Аполлона в Петербург, записал в гвардию и поместил племянников в пансион Де Вильнева, в те времена — одно из лучших учебных заведений в столице.

В 1784 г. Кочубей назначается адъютантом к князю Потемкину и причислен к российской миссии в Швеции, где слушал лекции в Упсальском университете. В частности, темой этих лекций — естественное право — неотъемлемые права, которые принадлежат ему исходя из самого факта его принадлежности к человеческому роду. В конспектах Виктора Павловича сохранились записи, касающиеся «прав народов». К этому нужно добавить, что Швеция в те времена стояла наряду с Англией, одним из образцов конституционной монархии, шведские законы и устройство государства в свое время произвели большое впечатление на Н.И. Панина.

Получив опыт дипломатической работы под началом своего дяди, в 1786 г. Кочубей вместе с братом произведен в камер-юнкеры, попал в свиту Екатерины, во время ее поездки в Крым.

В 1786 г. Кочубей тайно вступил в масонскую ложу Минервы, а весной 1788 г. причислен к лондонской миссии, с правом путешествовать по Европе для окончания образования. В Англии Кочубей познакомился с братьями Воронцовыми и произвел на них хорошее впечатление, что самым наилучшим образом сказалось на его дальнейшей карьере.

Учился в Париже, где прослушал курс истории литературы у Жана-Франсуа де Лагарпа, ярого республиканца и близкого друга Вольтера. Лагарп «спрятал» внутри своего курса рассказы о работах Вольтера и Монтескьё, о сравнении последним монархического и республиканского правления и, судя по конспектам Кочубея, они не прошли мимо его внимания.

В.П. Кочубей

Отлучившись на короткое время из Парижа, Кочубей побывал в Швейцарии — классической европейской республике, о которой Екатерина в свое время писала Павлу Петровичу и Марии Федоровне: «Я довольна, что вы видели этих республиканцев у них дома».

В 1792 г. его вызывают в Петербург и отправляют чрезвычайным посланником в Турцию. В российской столице Виктор Павлович произвел очень хорошее впечатление, как своими познаниями, так и парижским светским лоском. Он сумел понравиться всем — и молодому фавориту Екатерины II Платону Зубову, и ненавидевшему Зубова Павлу Петровичу (перед самым отъездом к месту нового служения Кочубей по приглашению наследника провел у него два дня в Гатчине) — и великому князю Александру. Тот писал ему в Константинополь очень дружеские и откровенные письма, настаивал, чтобы Кочубей в обращениях к нему как можно реже употреблял его титул, рассказывал о первой встрече с невестой, и главное — о том, как недоволен он всем происходящим при Дворе бабушки и готов отказаться от престола, как только