части города. Именно подобная антифашистская деятельность сплотила леволиберальную и марксистскую интеллигенцию и обусловила ее резкий рост в период до 1939 г. Черчилль высмеивал эту компанию и ненавидел затесавшихся в их ряды пацифистов, но позже они понадобятся ему во время подготовки к войне{169}.

Двое заметных лидеров консерваторов не были расположены поддерживать сохранение Франко у власти в Испании. Энтони Иден выражал свое мнение в мягкой форме, тогда как сэр Сэмюель Хор (позднее лорд Темплвуд), одно время бывший сторонником политики умиротворения, получил возмездие за свои грехи: его назначили на должность специального посла во франкистской Испании в период с 1940 по 1945 г. Черчилль на шестой день своего премьерства колебался, но в конце концов подлый Галифакс убедил его в том, что для Хора это будет лучшим местом.

Фракционные раздоры в Форин-офисе, отразившиеся в писанных высоким слогом документах, выглядели несколько иначе в сочиненных после отставки дневниках и мемуарах. Александр Кадоган, высокопоставленный сотрудник МИД, – замечательный тому пример. Он знал, что отправка Хора в Мадрид – лучший способ избавиться от весьма пожилого консервативного политика. Хор уехал по-тихому. После его назначения Кадоган заметил: «Грязная маленькая шавка держит нос по ветру и хочет убраться из страны». Второй его комментарий: «Они все согласились сплавить его подальше… лишь бы не видеть его тут, а так мне все равно, что из этого получится». Через месяц в разговоре с Галифаксом: «Я уже говорил, что есть один приятный момент – в Мадриде толпы немцев и итальянцев, и поэтому имеются неплохие шансы на то, что С. Х. просто убьют». Примерно в то же время Кадоган не смог удержаться от еще одной колкости: «Он станет английским Квислингом, когда Германия нас завоюет, а я буду уже мертв». В день, когда испанское правительство официально приняло Хора в качестве посла, Кадоган издал вздох облегчения: «Хвала небесам. Мы ловко избавились от этой абс. отвратной помойки».

По возвращении в Лондон в 1945 г. «английский Квислинг» выпустил небольшую книжку «Посол со специальной миссией» (Ambassador on Special Mission), проинформировав Форин-офис о том, что его «целью является полностью разоблачить Франко, и как можно быстрее». «Без шансов, старик», – прозвучало в ответ от Черчилля и его приятелей. Похожей оказалась и реакция лейбористского министра иностранных дел Эрнеста Бевина. В отличие от Черчилля, Хор, некогда сторонник «умиротворения», воспылал настоящей ненавистью к Франко и фалангистам.

Большое влияние на Хора произвел британский писатель Джеральд Бренан, по своей воле застрявший в Андалусии и очень хорошо знакомый со страной в целом. Ему было прекрасно известно о том, что происходит в Стране Басков (где пытки и тюремные сроки коснулись по меньшей мере 50 процентов семей) и в Каталунье, которая также изнывала от репрессий; кроме того, там запретили использовать каталанский язык. Бренан был настоящим кладезем информации, и кое-какие сведения из этого источника появились на страницах полезных политических мемуаров Хора.

Был случай, когда «нейтральная» Испания мобилизовала фалангистских сторонников из числа студентов, чтобы устроить теплые проводы «Голубой дивизии», направлявшейся на фронт, – там ей предстояло бок о бок со своими благодетелями из держав «оси» сражаться против Советского Союза. Демонстрация завершилась возле здания штаба фалангистов, где перед молодыми людьми выступил Рамон Серрано Суньер – сторонник жесткой линии, недавно назначенный Франко министром внутренних дел. Антибританские настроения в фашистской Испании были широко распространены, и некоторых студентов отправили закидывать британское посольство камнями. Правительство снабдило диверсантов метательными средствами, которые заблаговременно были упакованы в специальные мешки. Хор вызвал Серрано Суньера по телефону. Собеседники обменялись мнениями в весьма накаленной атмосфере. Серрано Суньер задал послу провокационный вопрос, нуждается ли посольство в дополнительных силах полиции для защиты, на что Хор ответил знаменитой фразой: «От вас не требуется больше полицейских, от вас требуется меньше студентов».

12 июня 1945 г. в депеше из посольства в Мадриде советник Р. Дж. Боукер сообщал, что в то время, как официально Великобритания и Соединенные Штаты придерживались позиции «холодной отстраненности», «генералу Франко известно, что ни та ни другая держава не собираются использовать силу для его свержения. Тем временем объемы торгового оборота с обеими державами продолжают держаться на ранее достигнутом высоком уровне, и есть хорошие перспективы для выстраивания послевоенных экономических отношений на благо всех трех сторон».

Боукер докладывал, что дерзкое поведение Франко объясняется его твердой уверенностью в том, что западные союзники вскоре окажутся в состоянии войны с Советским Союзом и не могут позволить себе ссориться с Испанией. Внутри страны правая оппозиция, то есть монархисты, была расколота на несколько фракций, прочие партии подвергались свирепым полицейским репрессиям, а эмигрантское сообщество было разделено еще сильнее. Эти реалии лежали в основе самоуверенности Франко.

Царившие на Западе опасения относительно советской экспансии в западном направлении были безосновательными. Экономические, социальные и структурные потери СССР были столь велики, что ни Сталин, ни маршалы Красной армии не могли всерьез думать о еще одном раунде войны, тем более такой, в которую были бы вовлечены США. Да, Сталин долгое время опасался, что немцы после своего восстановления могут планировать второй раунд реванша. Он выступил с проектом нейтральной единой Германии по австрийской модели, но этот проект был отклонен союзниками. Единственным возможным решением, остававшимся у Москвы, стал окончательный раздел страны, что вполне соответствовало скрытым намерениям союзников.

Франко был незаконнорожденным отпрыском этих соображений эпохи холодной войны. Сталину следовало бы настоять на свержении диктатора, разработке новой конституции и проведении выборов, как в Италии. Если бы советский лидер выставил это в качестве одного из своих ключевых требований в Ялте или еще раньше, дело Франко было бы проиграно, а сам он закончил бы свои дни где-нибудь в Южной Америке. Испания избежала бы еще тридцати лет террора и мучений.

На протяжении всей войны Черчилль и Рузвельт нисколько не сомневались в том, что Советский Союз – их будущий враг. Это было политикой США, начиная с Вудро Вильсона. Черчилль надеялся, что Гитлер сделает эту работу вместо Запада, но история распорядилась иначе. Вклад СССР в победу в войне сделал его по-настоящему популярным в западном мире. Потребовалось некоторое время, чтобы изменить этот образ, но Запад под руководством США упорно двигался к своей цели. Черчилль был только рад, что его периодически выкатывали на сцену, когда это требовалось.

В других странах – в Германии, Италии, Франции, Корее и Японии – военные и политические ведомства Соединенных Штатов и Великобритании сотрудничали с бывшими фашистами, способствуя формированию и придвижению партий, к которым те могли присоединиться, армий, в которые те могли завербоваться, и подсовывая им разного рода бомбы, изготовление которых они могли освоить для того, чтобы встать на страже капиталистической демократии. В Испании ничего из этого не требовалось. Франко, подобно некоторым наиболее проницательным японским генералам, уже предсказал подобную тенденцию. Критики, наблюдавшие за тем, как на их глазах сталинизируется Восточная Европа, склонны игнорировать безобразия на своей собственной стороне: поддержку диктатур в Испании и Португалии, создание еще одной диктатуры в Греции, сохранение фашистов в государственных институтах – включая армию, военно-воздушные силы и полицию – в Италии, Японии и, в меньшей степени, в Германии. Поскольку в большинстве своем эти критики – евроатлантисты, Южная Азия и Дальний Восток остаются загадочными регионами. Многие действующие там сегодня крайне правые и полуфашистские группы прямо или косвенно ведут свое происхождение от фашистов и коллаборационистов прошлых лет.

Франко и португальского диктатора Салазара можно было бы свергнуть ближе к концу войны с помощью экономических санкций и угрозы применения военной силы. Испания была крайне зависима от импорта нефти, и Запад продолжал снабжать ее на протяжении всей войны. Соединенные Штаты использовали более жесткий подход, чем Уайтхолл. Дин Ачесон сетовал на то, что «англичане препятствовали всем нашим усилиям в полной мере использовать наши значительные возможности, чтобы ограничить ту помощь, которую Франко оказывал Германии». Фогги-Боттом[177] без обиняков дал понять Даунинг-стрит, что для переговоров с фашистской Испанией нет оснований. Как позднее рассказывал Ачесон, «цели Франко были враждебны, заявления его официальных лиц – лживы,