Заслуги Филиппа Феодосьевича были оценены высшим командованием: в начале ноября 1941 г. на его петлицах вместо ромбов появились звезды генерал-майора. Получил он и новое назначение – заместителем командующего 61-й армией. Эта армия прибыла на фронт под Москву из резерва Ставки и еще не имела боевого опыта. Этот «недостаток» был устранен, когда под Москвой в начале декабря 1941 г. началось контрнаступление. Входе этой операции войска 61-й армии с тяжелыми боями продвинулись вперед почти на 300 км, освободив десятки населенных пунктов и выйдя к Оке южнее Белева. В своем дневнике Ф. Ф. Жмаченко записал: «Находясь в передовых наступающих частях, я заботился об организации четкого взаимодействия между ними, учил других и сам учился воевать в условиях морозной, снежной зимы. Быстрое продвижение войск 61-й, а также соседней 3-й армии способствовало успеху наступления войск Западного фронта под Тулой и на Калужском направлении».

Вскоре Ф. Ф. Жмаченко получил назначение заместителем командующего 40-й армией. Летом 1942 г. эта армия вела упорные бои с немцами на воронежской земле, в излучине Дона. Армией в то время командовал генерал-лейтенант артиллерии М. А. Парсегов. Она входила в состав Брянского фронта (командующий генерал-лейтенант Ф. И. Голиков).

Дадим краткую справку об обстановке, сложившейся в том районе весной и летом 1942 г. Согласно указаниям Ставки ВГК от 24 мая 1942 г., войска Брянского фронта переходили к обороне. Фронт должен был обороняться в 320-километровой полосе от Белева до верхнего течения реки Сейм, прикрывая правым крылом тульско-московское направление, а левым – воронежское. В его состав, помимо 40-й, входили еще три армии – 3-я, 13-я и 48-я, а также 1-й и 16-й танковые корпуса, 8-й кавалерийский корпус.

Все четыре армии фронта располагались в его первом эшелоне. Основные усилия командующий фронтом Ф. И. Голиков сосредоточил в центре в полосе 48-й и 13-й армий. Как показали дальнейшие события, группировка Брянского фронта не отвечала условиям сложившейся обстановки. Голиков и его штаб (начальник штаба генерал-майор М. И. Казаков) ошибочно считали более важным орловское направление, где они и сосредоточили основные силы. Угроза наступления противника против левого крыла фронта на курско-воронежском направлении недооценивалась. Оборонявшаяся на этом направлении 40-я армия занимала фронт 110 км и имела оперативную плотность около 16 км на стрелковую дивизию.

Сложившаяся обстановка требовала от командования фронтом и 40-й армии создания оборонительной группировки и возведения оборонительных сооружений. Однако этого сделано не было: стрелковые дивизии первого эшелона армии располагались почти равномерно; второй эшелон (одна стрелковая дивизия и две стрелковые бригады) находился в 40–60 км от переднего края; оборонительные рубежи не были подготовлены ни в тактической, ни в оперативной глубине; артиллерийско-противотанковые резервы и противотанковые районы не создавались вовсе. Одним словом, состояние обороны 40-й армии не отвечало требованиям жесткой обороны. В этом есть вина не только командования 40-й армии (Парсегов, Жмаченко, Казаков), но и фронта. Дело в том, что сначала Ф. И. Голиков (23 июня) дал указания войскам 13-й и 40-й армий по организации обороны, но затем, через трое суток, не веря в реальность наступления немцев, отказался от этого решения и сориентировал командармов на подготовку к наступлению.

Разведка фронта и армии своевременно не вскрыла подготовки противника к наступлению. А между тем к 26–28 июня 1942 г. немецкое командование заканчивало сосредоточение своих войск к наступательным боям, создав значительное превосходство в живой силе и технике на избранных направлениях. Например, против 13-й и 40-й армий (это тринадцать стрелковых дивизий на фронте 180 км) противник сосредоточил армейскую группу, имевшую двадцать одну дивизию. На направлении главного удара (стык 40-й и 13-й армий) это превосходство было еще более значительным.

На рассвете 28 июня 1942 г. на стыке 13-й и 40-й армий немцы провели разведку боем. Все эти атаки были отбиты. Затем началась артиллерийская и авиационная подготовка. Немецкая авиация группами по 30–50 самолетов наносила удары по позициям 121-й и 160-й стрелковых дивизий, находившихся на правом фланге армии, а также по армейским тылам и резервам. Потом в наступление пошли пехотные и танковые части. К исходу 28 июня оборона войск Брянского фронта на стыке 13-й и 40-й армий была прорвана. Немецкие танки продвинулись на 8–12 км в глубину советских войск в направлении на Касторную.

А ведь ничего, казалось бы, не предвещало такого развития событий. К тому же командующий 40-й армией генерал-артиллерист М. А. Парсегов заверил командование фронта, что в полосе его армии все надежно прикрыто. Из воспоминаний генерала армии М. И. Казакова: «Командарм-40 Парсегов – человек увлекающийся и потому не особенно расчетливый, порою вызывал у нас серьезное беспокойство. Мне и сейчас помнится один разговор с командующим фронтом.

— Как оцениваете свою оборону? — спросил Ф. И. Голиков.

— Мышь не проскочит, — уверенно ответил командарм»[218].

Для ликвидации прорыва на стыке 13-й и 40-й армий командующий фронтом направил из своего резерва 16-й танковый корпус, а для усиления 40-й армии – 115-ю и 116-ю танковые бригады. Представителем командования армии на этот участок был направлен заместитель командарма Ф. Ф. Жмаченко, а также член Военного совета армии И. С. Грушецкий. Как недостаток надо отметить то, что штаб армии находился далеко в тылу, в районе Быкова, и командарм знал обстановку только по донесениям. А противник в течение двух дней наступления продвинулся в глубину советских войск до 35–40 км. Войска Брянского фронта не смогли в эти дни нанести контрудар, так как выдвигаемые резервы не успели сосредоточиться. Попытка 16-го танкового корпуса восстановить положение на стыке двух армий не имела успеха. Тому причиной явились плохое взаимодействие между бригадами в корпусе и между подразделениями в бригадах, слабая организация разведки. И, безусловно, господство немецкой авиации в воздухе.

К вечеру 1 июля 1942 г. была прорвана оборона и на стыке 21-й и 28-й армий. И прорвана она была на глубину до 80 км. В результате на стыке двух фронтов (Брянского и Юго-Западного) образовалась брешь и войскам противника открывался путь на Воронеж. Все резервы Брянского и Юго-Западного фронтов, находившиеся на воронежском направлении, были втянуты в сражение. Управление трех армий – 13-й, 40-й и 21-й – было нарушено, а учитывая, что силы двух из них оказались под угрозой окружения, то могла произойти новая катастрофа, по своим масштабам превосходящая разгром советских войск под Харьковом в мае 1942 г.

На сей раз Ставка В ГК своевременно заметила опасность, грозившую войскам Брянского фронта, а также Юго-Западного. Вечером 1 июля она дала указания о немедленном отводе сил 40-й и 21-й армий на рубеж Ястребовка – Оскол. Следует отметить, что приказы об отводе войск 40-й армии передавались непосредственно из штаба фронта в дивизии при отсутствии управления последними со стороны штаба армии. Командующий армией со штабом к этому времени находились под Воронежем и связи с войсками не имели. Приказы на отход в соединения сообщались по радио или ночью доставлялись на самолетах У-2 офицерами связи.