Но он продолжает рассказывать, и мне приходится отложить эту будоражащую мысль на потом.

— В общем Кахин шипела и плевалась очень долго, насколько я знаю. Но мама всё равно выбрала нашего отца. В результате наша дражайшая бабуля от неё во всеуслышание отреклась. Объявила, что это решение будет стоить будущей королеве Раграста жизни, и при первой же возможности сбежала из дворца, а потом и из королевства.

— То есть… она знала, что её дочь погибнет, — удивлённо вскидываю я голову. Ведь я правильно поняла? Родителей близнецов нет в живых. Уже много лет.

— Да. И отказалась сказать, откуда придёт угроза. Отец долго пытался найти тещу, отправив по всему миру ищеек. Искал других провидиц, но ни одна из них не смогла ответить на его вопрос. Он окружил маму постоянной охраной. Оберегал её от каждой тени. И не уберёг. Её убил туманный демон. Княжич уничтоженного рода, который выжил, вырос, и пришёл мстить. Она закрыла мужа собой от отравленной стрелы. И умерла у него на руках. На моих глазах.

Эти слова болью отзываются в моей душе. Аедановой болью. Я чувствую, что он до сих пор скорбит о матери. И не только о ней.

— А отец… — мой голос дрожит.

— Отец… не смог жить без своей Лайлы, не смог жить с чувством вины, что не сумел защитить любимую и стал причиной её гибели, — произносит мой демон, вытирая шершавыми ладонями слёзы с моих щёк. Я даже не заметила, что плачу. — Кахин объявилась спустя несколько лет после его кончины. Сказала, что была далеко, на другом материке, и не могла вернуться раньше. Я не особо поверил. Но мама просила за неё незадолго до своей смерти. Как чувствовала. Сказала, что я должен дать бабушке шанс. Принять её, когда придёт. Я обещал. Но старая ведьма свой шанс использовала лишь для того, чтобы выполнить клятву, данную жрице Олуфеме. И снова показала, что для неё ничего не значат жизни и чувства тех, чьими судьбами она играет.

А ведь он говорит не только обо мне, но и о себе тоже. В его судьбу она тоже вмешалась, убедив ехать за невестой в Аделхей.

— Ты расскажешь мне, что случилось в храме после того, как я потеряла сознание? — прошу, заглядывая в чёрные глаза. Чувствую, что должна это знать.

Аедан обхватывает моё лицо ладонями, склоняется. Целует нежно в губы, гладит скулы большими пальцами. Смотрит в глаза.

— Я нашёл тебя. Ты лежала на полу перед статуями. Такая красивая, утопающая в свете. Он поглощал тебя, сжигал изнутри. А она просто ждала, что из этого получится. Справишься ты, или нет.

— Может, она знала, что я справлюсь? — тяну нерешительно.

— Нет. Она не всезнающая, хоть и довольно сильна в прорицании. Но видит далеко не всё и не всегда. Лишь отдельные возможные варианты развития событий. Она не знала, выживешь ли ты. Лишь предполагала, исходя из того, что ей открылось.

— Возможные? Варианты? А как же… судьба? Предопределение? — округляю я глаза.

— Судьба не однозначна. Мы можем изменить её ход. Каждый день меняем и направляем по новому пути. Своими решениями. Поступками. Своими стремлениями, эмоциями и чувствами. Своим выбором. Предопределение не неизбежно. Боги могут изменить свою волю, если у кого-то станет силы отстоять свой выбор. Они даже благоволят таким смельчакам. По крайней мере, про своего покровителя я точно могу это сказать. Маох уважает силу и решительность. Хаос… ну ты сама понимаешь, что уж ему-то порядок и предопределённость всегда поперёк горла стояли. За что его и боятся да всё изгнать пытаются. А вот у богинь с этим сложнее. Особенно у Странницы. Она слишком любит играть в вершительницу судеб, как и её слуги.

Он так уверенно об этом говорит. Так… обыденно. Как о тех, кого хорошо знает. С кем свободно говорит. Хочется спросить, насколько высок его ранг среди служителей Маоха, но меня сейчас больше другое волнует.

— Я понимаю, почему ты так разозлился на Кахин. Правда, понимаю. Но… мне так хочется узнать ещё хоть что-то о своём наследии. О своём отце, что с ним случилось. И о бабушке. И о том, что я должна теперь делать со своей силой, со своим статусом Верховной. В чём моя роль? Кахин обещала рассказать мне всё это. И Тори тоже. Тори ведь… сильная ведьма, но совершенно не обучена…

— Ведьму-наставницу для твоей Тори Адлар уже ищет, — обрывает меня на полуслове Аедан. — И тебе мы поможем с обучением. Мина, я не хочу, чтобы она отравляла твоё сознание своими бреднями. Не хочу, чтобы манипулировала тобой и через тебя мной. Лучше спрашивай совета у своей Богини. Она не откажет своей первой за пару столетий Верховной в общении, уж поверь. Но даже Пресветлой я не позволю решать судьбу наших дочерей.

— А почему она должна решать судьбу наших дочерей? Они же демоницами будут, — оторопело бормочу я.

Глаза Аедана вспыхивают удовлетворённым огнём, и я только теперь осознаю, что только что на самом деле произнесла. Как произнесла. Будто рождение наших детей уже предопределено. Будто я уже всё решила.

— Нет. Демонами будут наши сыновья, — вкрадчиво уведомляет меня его демоническое величество. — А дочери будут, как ты. Светлыми нежными эльрочками, способными стать жрицами Пресветлой. По крайней мере, таков был план.

План? Что за план? Чей план?

Сердце как-то нехорошо сжимается.

— Аедан, о каком плане ты говоришь? — спрашиваю тихо, и оттого, как напрягается мужское тело, мне становится ещё тревожней.

— Божественном, если верить моей чокнутой бабуле. По её словам нас с тобой друг другу предназначили боги, чтобы ты, а после тебя наши дочери своим служением и светом вернули в этот мир Пресветлую, — с явной неохотой признаётся он.

Это… это очень сложно осмыслить. Сложно… принять. Вот так, сразу. Мысли мельтешат в голове, то проясняясь, то тут же превращаясь в совершеннейшую путаницу.

Предназначены?

А Кахин ведь что-то говорила о том, что ждала, когда можно будет послать Аедана за мной. Значит, знала, чем всё это обернётся. Меня, как послушную овечку, привели в его руки. Горько как-то.

Будь я той наивной доверчивой девчонкой, которой была до замужества, вся эта наша предначертанность друг другу, возможно, даже показалась бы мне очень романтичной. Как же… сами боги велели нам быть вместе и любить друг друга.

А сейчас… что это, если не ещё одни узы, которые для меня уготовили вместо разорванных? И есть ли место настоящей любви там, где нет выбора?

Вот только… нужна ли мне его любовь? Мужская любовь… она ведь пугает.

Меня уже любил Танраггос. И я едва выжила.

Другой я и не знала никогда, не видела. Даже отцовской. И мама всегда была одинока.

А Аедану ведь… я уже отдала всё, что только могла, кроме своей свободы. Добровольно. Не только тело — гораздо, гораздо большее. И даже если он не испытывает ко мне любви, и никогда не испытает, всё равно он лучшее, что случалось со мной в жизни. Он тот, кто к жизни меня вернул. Стоит ли отказываться от такого дара Богини?