Моя задача по поддержанию равновесия между живыми и мертвыми несколько упрощалась тем, что наш русский народ довольно быстро привык к мертвецам и приноровился с ними жить. Я поражался отсутствию даже короткой памяти у населения. Прошло только полгода после оккупации, которая была нарочито кровавой, а о ней в обществе уже было не принято вспоминать. Возможно, нечто подобное было когда-то с татаромонгольским игом. Живые не хотели умирать, но то, что мертвые шастают по улицам, убеждало их, что у них есть будущее. Мало кому в голову приходили философские вопросы о сущности происходящего. Больше всего боялись, что мертвые все отнимут. Отнимут и поделят между собой. Живые готовы были довольствоваться малым. Даже партия истребителей обслуживалась живыми, которые находили логику в ее тезисах. Реальной оппозиции мертвякам фактически не было. Были разрозненные выступления, были тайные кружки, но в основном – разговоры на кухне. Возродился интерес к книге «Доктор Живаго» – в основном из-за названия. В названии интеллигенты находили нечто пророческое. В кухонных разговорах тема довоенного времени звучала ностальгически. Даже я не без грусти вспоминал нашего довоенного Главного и беспокоился о его судьбе. Только в гостях у Акимуда я узнал о его самоубийстве. Его самоубийство оказалось государственной тайной. Никто не знал, кто он – живой или мертвый. Если он действительно стал мертвым, то его скорейшее возвращение к жизни было исключительным явлением. Мертвые, как мне казалось, должны были пройти испытательный срок, схожий с индийским бордо, чтобы вернуться обратно.

На открытое сотрудничество с покойниками просвещенной части общества идти не хотелось. Но она всетаки шла, компромиссы ширились. Живые участвовали в мертвом телевидении, в мертвых печатных изданиях. Живой легендарный бард, обвешенный погремушками в знак вечной любви к Индии, славил в своих новых песнях мертвых с воодушевлением. Он говорил знакомым, что мертвые воскресили его талант и продлили его прозрения…

Впрочем, мертвяки с течением земного времени несколько преобразились. Как я уже говорил, из скелетов они превращались в плотные тела, не лишенные склонности к удовольствиям. За их повадками наблюдали песьи головы египетской закваски, но в стенах своих квартир они морально разлагались: жрали и пили, как будто живые. Египетские комиссары уничтожали провинившихся мертвяков, если их преступления становились явными, жуткой казнью полнейшего уничтожения, и мертвяки панически их боялись, но, несмотря на страх, все равно жрали и пили, а также еблись с живыми блядьми. В этом я видел надежду на будущее. Во всяком случае, если бы Россию завоевали американцы, народного недовольства было бы несравнимо больше, чем в годину Мертвой войны.

– Все-таки они наши! – слышались мнения, несмотря на развевающиеся по Москве лозунги РОССИЯ ДЛЯ МЕРТВЫХ.

Отец учения о воскрешении отцов Николай Федоров сам не воскрес. Нам приходилось философствовать за него. Конечно, у нас в России мертвые значат больше, чем в западных странах. Однако были и просто бытовые радости. Русский народ особенно умиляло и примиряло с мертвяками то, что мертвяки, во всяком случае некоторые из них, не равнодушны к водке. Появилась даже особая забава. Мертвяка специально напаивали, а потом весело кричали, что он мертвецки пьян. Это снисходительное отношение к мертвецам в конце концов вылилось в национальную проблему.

144.0

<УКАЗ>

Предлагается каждому живому завести на себя уголовное дело согласно своим слабостям и склонности к преступлениям. Заявление об открытии на себя уголовного дела сдается в органы полиции по месту жительства. Просьба отнестись к своим преступным склонностям ответственно и не предлагать мелких или безличностных вариантов. Страх перед тюрьмой – основа нашего государственного развития, предчувствие светлого будущего. Помни, что побои, унижения, пытки, гнилой тюремный режим, не устанное гостеприимство смерти – это не случайные спутники справедливости, а наши общие союзники. Загляни в себя! Бдительно прислушайся к потокам своих криминальных мыслей! Если не сможешь сам изговнять себя, расспроси жену и близких, пусть они скажут тебе в глаза то, что они о тебе неустанно думают.

Донеси на себя! Не бойся оговорить себя! В оговоре всегда найдется здоровый элемент истины. Предложи для себя ответственную меру наказания.

145.0

Вернувшись в Москву из игры «Попади в рай», я не стал звонить Акимуду с жалобами на турагентство Клары Карловны, а вместо этого по подпольному радио «Апломб» рассказал радиослушателям, что нас ждет после смерти.

Акимуд позвонил ровно через полчаса после передачи. Он едва сдерживал свой гнев:

– Ты зачем раскрываешь мои карты? Я тебя не за тем посылал!

– Но так с людьми не поступают!

– Это закон природы! Кто не доплывает до рая, тот превращается в рыбу!

– Я отказываюсь в этом участвовать!

– Ну, как хочешь. – Акимуд бросил трубку.

Зяблик сказала, что я – дурак. Вместо того чтобы бунтовать, нужно было доплыть до рая и все о нем выведать, а не буянить на полдороге. Она звонила сестре. Лизавета отмалчивалась. Потом Акимуд передал через своего верного Ивана моим помощникам, чтобы я собирался. Видимо, ему все-таки зачем-то было надо, чтобы я увидел его внеземные владения. Так я впервые попал в рай.

146.0

<СЕВЕРНЫЕ АКИМУДЫ>

– Значит, вот что: дайте мне на первое украинского борща, да погуще, погорячее! Борщ должен быть обжигающим! Чтобы дух от него шел! Чтобы лоб был в поту, как в росе, после третьей ложки! И побольше сметаны! И пампушек с чесноком! Будет пахнуть изо рта? Я ни с кем не собираюсь целоваться после обеда! А на второе несите гуся! Гуся с яблоками! Я люблю гусятину… Какие у вас вина? Только сладкие? Тогда несите горилку! Сколько? Грамм триста! Сколько кусочков хлеба? А что, у вас хлеб выдают по кусочкам? Ну, несите от души! Только черного! Он у вас в раю такой пахучий, Ирина!

Имя официантки приколото у нее к белой блузке.

– Ирина, а где мы с вами?

– Что?

– Как зовут это райское место?

– Северные Акимуды.

– А что, есть Южные?

– Не знаю.

В раю официанток называют по имени. Безымянная официантка – нонсенс. Вы должны вступить с ней в личный контакт, потереться с ней душой – тогда она помчится вас обслуживать. И, когда она помчится, надо обязательно посмотреть ей вслед на ноги. У всех официанток здесь немыслимо короткие юбки. Они так обтягивают бедра, что тайное становится очевидным, и Ирина это знает, и если вы не посмотрите на ее ноги, она сочтет вас невежливым мужчиной. Но полоса отчуждения наступает тут же вслед за этим. Если вы начнете к ней приставать или – еще того хуже! – шлепнете по попе, она сочтет вас хамом и вычеркнет из списка своих клиентов.

«Ух, обожрусь… – продолжал я свой внутренний монолог, понимающе глядя на ноги уходящей Ирины. – Но ехать в рай худеть – все равно что отправиться на Гавайи за снежными бурями!»