«По берегу иди от моста, ее дом у самой воды стоит».

Тетя Клава Зойку не узнала — со своим плохим зрением она почти не различала лиц. Рассказ девочки выслушала хмуро, сказала:

«Ладно, пусть все так и остается, никому не говори, толку-то? Отругают только. С ребятами осторожней будь — сейчас весна, кровь у них играет, а ума кот наплакал. За меня не мучайся, мне поначалу, как директор заявление об уходе писать сказал, переживание сильное было, а теперь уж вроде и обвыкла — в огороде вон копаюсь. Пенсия нормальная, и сын, как может, присылает, так что я не из-за денег в раздевалке сидела, а просто тяжело было одной дома, как старика своего схоронила. А это что у тебя пищит-то, щенок?».

«Ага. Женщина топить несла, а он ко мне пополз, я и забрала его себе. Хотите? А то мне мать, наверное, не разрешит».

«Что ж, давай. Кличку только сама придумай».

Зойка задумалась. Щенок был весь серенький, а вокруг правого глаза шерсть черная — будто одноглазый пират с повязкой.

«Пусть будет Пират».

И стал щенок Пиратом. За шесть с лишним лет он вымахал в большого добродушного пса, но Зойку узнавал сразу — при виде ее радостно лаял, вилял хвостом и лез целоваться. По его лаю и тетя Клава сразу ее узнавала.

«Смотри, Пиратка для тебя особым лаем лает»…

В первый же день своего приезда Зойка сунула старухе пятьдесят рублей, за проживание, хотя та сердилась и отказывалась.

— Не фордыбачьтесь, тетя Клава, не возьмете, так уйду, а мне сейчас нельзя никуда показаться.

— Почему нельзя?

— Тип один — заставляет насильно за него замуж идти, а я не хочу. Отсижусь, пока он не уедет.

— Как это насильно? В милицию пойди.

— Он богатый, сейчас, тетя Клава, милиция с ними со всеми заодно. Так берете деньги?

Старуха вздохнула.

— Ладно, давай.

В домике на Дону было тихо и уютно, хотя по осени чувствовалась сырость. К вечеру налетали комары, приходилось закрывать наглухо все окна. Тетю Клаву они почти не трогали, а Зойке не давали спать — ухитрялись залезть даже под одеяло, хоть она укутывалась с головой и подтыкала под себя со всех сторон. Зойкины пятьдесят рублей тетя Клава отдала приятелю сына, и тот привез крупы и картошки, так что еда была. Только за хлебом тетя Клава через день ходила в маленький продмаг за железной дорогой. Старуха уже почти ничего не видела, и Зойка удивлялась:

— Не боитесь так далеко идти?

— В чужом месте боюсь, а здесь каждую тропочку знаю, поезд заранее слышу.

Скучно, конечно, было — ни телевизора, ни магнитофона, ни комиксов с картинками. Из книг только «Мать» Горького, старый потрепанный томик гоголевских «Мертвых душ» и пожелтевший от времени Устав ВЛКСМ. На стене висел старый радиоприемник, который с шести утра до полуночи вещал на весь дом. Как объяснила тетя Клава, это «чтоб знать, если война начнется». На четвертый день Зойка не выдержала.

— Тетя Клава, я сама за хлебом схожу, отдохните.

Продавщица в продмаге оказалась веселая молодая девица лет двадцати. Покупателей не было, и соскучившаяся по общению Зойка с ней около часа проболтала о всяких девичьих пустяках. Это ей дорого обошлось — спустя два дня она вышла с утра в огород и увидела стоявший по ту сторону обветшавшего заборчика автомобиль Жака.

— Привет, — весело сказал он, ловко выпрыгивая из машины, — видишь, сколько тебе чести — я сам за тобой приехал. А то ведь мог и ребят послать.

— Привет, — Зойка встала перед ним, уперев руки в бока, — чего тебе надо?

— Ты лучше спроси, как я тебя нашел — весь город на уши пришлось поставить, хорошо, продавщица местная твою физию по карточке опознала. Ты что это, подруга, в игрушки решила поиграть? Тебе сказано было журналиста вести?

— Имею право отдохнуть, найди кого-нибудь мне на замену.

— Никакой замены, журналист по тебе с ума сходит — сразу следом примчался, шуму навел, требует только тебя. Так что давай — исправляй свои промахи.

— Какие промахи? Я даже в Ленинград с ним поперлась, все делала, как ты говорил — постоянно следила, чтобы он нигде не шлялся и не собирал компромата.

— Плохо следила, как я понял, он все равно насобирал, чего не надо. Поэтому отношений с ним портить сейчас не хотят, и по шапке ему надавать тоже пока нельзя. Ну, ладно уж, тебя никто не упрекает — он хитрый оказался, зараза. Но только теперь мне снова пришло указание: доставить тебя к нему, чтобы он круглосуточно был под твоим контролем. Ты девочка умная и понимаешь, что и как делать.

— Так он меня в ЗАГС чуть ни силком тащит, — сердито буркнула она, — такого уговору не было. Я работать не отказываюсь, но чтобы день и ночь при нем…

— Детский лепет! Ты маленькую из себя не строй, здесь большие дела крутятся. Нужно будет — и в ЗАГС сходишь.

— Сдурел? Он еще, когда трезвый, то ничего, а как налижется, то копия мой папашка. Мне что, потом всю жизнь его пасти?

— Ладно тебе — всю жизнь! Сто раз люди женятся и расходятся. Кстати, чем тебе такой жених плох? Подумаешь — пьет! Да вся страна у нас пьет. В Москве с ним поживешь, заграницу съездишь, что ты, право, как ребенок рассуждаешь! Это тебе сейчас восемнадцать, а через десять лет сама будешь о столичном принце мечтать.

— О таком не буду, — фыркнула Зойка и беспечно добавила: — Я вообще так долго жить не собираюсь. Не заставляй, не пойду я к этому придурку! Пусть лучше ему заплатят и пошлют куда подальше, я потом эти деньги вам отработаю.

— Девочка, тебе сто раз объяснять? Ему нужна ты, ясно?

— Он что, кому-то угрожает, если меня к нему не привезут? — смекнула она своим сметливым умом. — Интересно, кто это так суетится, на кого он собрал свой компромат? — с губ ее сорвался веселый смешок. — Слушай, Жак, а помнишь, как мы тогда круто это дело с сыночком Гориславского завернули? Может, это его журналист откопал, ты как думаешь?

Сутенер недовольно поморщился.

— Девочка, не лезь не в свое дело, все, что нужно знать для твоей работы, мы знаем, а лишняя информация вредна для здоровья, сто раз это всем вам говорил. Кстати, меня просили тебе передать, что оплату за журналиста ты получишь в тройном размере, так что давай, собирайся.

Тон его был ласков, взгляд светился дружелюбием, но Зойка прекрасно знала, когда есть смысл упрямиться, а когда не стоит перегибать палку.

— Хорошо, возьму только сумку и с тетей Клавой попрощаюсь.

Притормозив возле отеля, Жак сказал почти ласково:

— Не дай тебе бог еще раз выкинуть такое — будет ой, как нехорошо. Ладно, иди, он тебя ждет.

Доронин встретил Зойку так, словно ничего особенного не произошло.

— Привет, сто лет тебя не видел, — сказал он таким тоном, словно они невзначай встретились на улице.