Выделим, не претендуя на полноту, три типа проблем: фундаментальные, поисковые, критические.

Фундаментальные проблемы, приводящие к радикальному пересмотру наличного знания, возникают тогда, когда не вызывающие сомнения опытные данные противоречат другому не менее надежному знанию (логике, твердо установленным законам и т. д.). Как устранить возникшее противоречие, не избавляясь ни от одного из противоположных утверждений? Основной способ решения – придумывание гипотетической причины, действие которой и приводит к противоречию. Тем самым, что очень важно, еще до опыта можно оценить, действительно ли предложенная гипотеза разрешает проблему. Разумеется, мало придумать такую причину, надо еще проверить, что она действительно проявляется в опыте.

В психологии много нерешенных фундаментальных проблем. Лучшие умы в течение столетий безуспешно пытались решить некоторые из них. Как, например, какие-то физические и молекулярные процессы в мозге могут порождать субъективные переживания? Ведь у этих процессов самих по себе не может быть субъективных переживаний. Исследователи лишь разводят руками: здесь провал в объяснении. И с перепугу зачастую заявляют, что не надо и думать о решении подобных проблем. До сих популярна фраза, высказанная физиологом Э. Дюбуа-Реймоном в 1872 году: «Ignoramus et ignorabimus». Отказ от решения фундаментальных проблем мешает находить идеи, позволяющие строить новые плодотворные парадигмы. Стоит ли удивляться, что психологи периодически обсуждают кризис своей науки? Надо заметить, что и другие области знания страдают тем же.

Поисковые проблемы вызваны нашим знанием о том, что мы нечто не знаем. Предполагается, что это нечто существует или, по крайней мере, может существовать, и наша задача – узнать какие-то пока еще неизвестные его характеристики (в том числе, может быть, и вероятность его существования). Так, древние греки знали, что Земля – шар, но не знали, каков размер этого шара, пока Эратосфен не придумал, как измерить радиус Земли. До середины XIX века все знали, что физиологический процесс возбуждения в нерве протекает с огромной быстротой, но никто точно не знал, с какой, пока Гельмгольц не придумал способ измерения скорости прохождения нервного импульса.

Иногда незнаемое понимается интуитивно. Но тогда и решение будет приблизительным. Например, все знают, что люди как-то отличаются по уму. А. Бине придумал способ, как измерить величину интеллекта. Но что именно измерял его тест? Бине отшучивался: интеллект – это то, что измеряет мой тест. После Бине интеллектуальные тесты стали создаваться в обилии, реализуя весьма разные идеи измерения. Да и сам интеллект начал дробиться на части: флюидный интеллект, кристаллизованный интеллект, эмоциональный интеллект, социальный интеллект, музыкальный интеллект и т. д., а еще независимо измеряют креативность, мудрость и пр., потому и прогностическая валидность этих тестов невысока.

Это не значит, что работы с ненаправленным поиском бессмысленны или ненаучны. В. П. Зинченко говорил: «Исследователь не может ждать откровения, которое осенит другого» [Зинченко, Моргунов, 1994]. Лучше что-то делать, чем не делать ничего. В результате ненаправленного поиска может повезти – обнаружится никем не предполагавшийся эффект, или в голову придет оригинальная идея, о которой никто не догадывался. Правда, чтобы увидеть неожиданное, надо быть к этому готовым.

Если проблема не поставлена, то существенный результат может быть получен лишь случайно. Результаты ненаправленного поиска надо проверять в независимых исследованиях.

Критические проблемы – это проблемы проверки: действительно ли существует обнаруженный феномен или это артефакт? Верна ли наша гипотеза о причинах явлений? Какая из нескольких конкурирующих теорий, объясняющих тот или иной феномен, предпочтительнее? Решением критической проблемы является ответ «Да» или «Нет» (правда, чаще всего «Скорее, да» или «Скорее, нет»). При этом ответ «Нет» надежнее ответа «Да».

Существование неожиданного, никем не предполагаемого явления будет окончательно признано только тогда, когда удастся вписать это явление в научное знание. Открытие рентгеновских лучей было удивительным, – настолько удивительным, что великий физик У. Томсон (лорд Кельвин) объявил их вначале тщательно разработанной мистификацией. Сомнения продолжались до тех пор, пока не было показано, что рентгеновские лучи – это просто электромагнитные волны в более коротком диапазоне, чем ранее изучалось.

Итак, при решении фундаментальных проблем придумывается гипотеза, разрешающая проблему. При решении поисковых проблем придумывается метод, с помощью которого можно получить конкретное знание о досель неизвестных свойствах изучаемого явления. При решении критических проблем выводятся подлежащие эмпирической проверке следствия из рассматриваемых гипотез.

Возвращаясь к данному конвергентному исследованию, необходимо отметить, что именно постановка проблемы является его первым этапом. В 1974 году был обнаружен эффект повторного неосознания ранее неосознанного (невоспринятого, забытого, невычисленного и т. п.), и было высказано предположение, что существует когнитивный механизм, обеспечивающий принятие решения что осознавать, а что – нет [Аллахвердов, 1993]. Работой этого механизма объяснялось наличие двух обнаруживаемых эмпирических эффектов. То, что однажды было осознано, имеет тенденцию при повторном предъявлении быстрее и чаще осознаваться, а если повторного предъявления не было, – проникать в ответ испытуемого в виде ошибки (эффект последействия позитивного выбора). То, что однажды уже не было осознано, имеет тенденцию при повторном предъявлении осознаваться медленнее и реже, но если повторного предъявления не было, то тоже попадать в сознание в виде ошибки (эффект последействия негативного выбора). При этом сила эффекта последействия позитивного выбора намного больше, чем сила эффекта последействия негативного выбора.

Эффект позитивного выбора выглядит достаточно тривиальным. Например, гештальтисты сформулировали закон последействия фигуры: то, что ранее было выбрано в качестве фигуры (то есть было осознано), имеет тенденцию и в следующий раз выбираться в аналогичном качестве даже в более затрудненных условиях. Э. Рубин еще в 1921 году [Rubin, 1921] показал это на нетривиальных стимулах. Он предъявлял бессмысленные двойственные изображения и давал инструкцию испытуемым, какую часть воспринимать как фигуру, а какую – как фон. Впоследствии при повторном предъявлении припоминание изображений было более успешным, если инструкция, что именно надо воспринимать, не менялась, по сравнению с условием ее изменения.

Обнаруженный эффект последействия негативного выбора оказался совершенно неожиданным, так как был необъясним в рамках существовавших психологических концепций [Аллахвердов, 1993]. Так, например, было показано, что если при выполнении задачи заучивания испытуемый не может воспроизвести какие-то стимулы, то при повторном предъявлении того же стимульного ряда, он имеет тенденцию снова не воспроизводить именно их. Позднее эффекты ухудшения выполнения задачи при повторном предъявлении ранее не осознанного стимула были обнаружены для разных частных случаев [Gernsbacher, 1991; VanRullen, Koch, 2003; Tipper, 1985].