— Не отвлекаю! — одновременно с младшей Малич хохотнул Моджеевский и все-таки свалил.

— Не, — махнула рукой вслед мужу Женя, — пирог в духовке, отбивные еще в холодильнике.

— Ой, ты дома уже? — удивилась мелкая. — Я думала к тебе заскочить на работу сегодня.

— Заскакивай сюда, — улыбнулась в трубку старшая, — все вместе заскакивайте. У нас сегодня короткий день был. День рождения универа.

— Да нет, дел куча еще… — смешалась Юлька и вздохнула: — мне просто надо было посоветоваться, а не с кем… ну вернее, не с папой, наверное.

— И что там у тебя? — Женя подошла к окну. В саду весело и шумно скакали Джордж с примчавшейся Лизой, а Роман с Ринго степенно наблюдали за их кутерьмой.

Тепло уже совсем. Совсем весна. И кажется, что жизнь переплетает все на свете — и детскую непоседливость со зрелой умиротворенностью. И резвящийся ветер со старыми кронами в перелесках. И тревожное древнее море с робкой и беззаботной зеленью на клумбах. Собственно, эти переплетения и есть жизнь. И жизнь — идет.

— Мне Бодя предложил работать в «MODELIT», — обреченно буркнула Юлька, лишний раз доказывая: идет и не останавливается.

— А ты решила подумать, да?

— Ну а как еще? Жень, я уже сколько лет ничем не занимаюсь, кроме магазина и домашнего хозяйства… Отупела же совсем.

— А-а-а… — со смешком протянула сестра. — А если честно?

— А если он это поймет — умру от позора.

— Ты будто университет закончила при царе Горохе! — возмутилась Женька. — Вспомнишь, а новому — научишься.

— Ну ты-то тоже после декрета на главбуха не сильно горела желанием!

— Ну ты сравнила!

Юлька на том конце некоторое время помолчала. Женя будто бы видела, как она дернулась отвечать, но все же сдержалась и теперь раздумывала о чем-то своем. Она была сложной. И вместе с тем простой неимоверно — под тысячей покровов прятала очевидные вещи. Может быть, очевидные для нее, для Женьки. Потому что это она ее вырастила.

— Самое обидное, что у меня руки чешутся, и вообще… мне есть что отрабатывать, в общем-то, — отстраненно проговорила младшая Малич в трубку.

— Ну если чешутся — чего думать. В конце концов, уволиться всегда можно, — со знанием дела заверила Женя.

— Ага, щас… возьмет меня в оборот как рабочую силу. Крепостник, — хохотнула в ответ Юля.

— Кто? Богдан?

— Угу.

— С чего ты вдруг его в крепостники записала?

— Да так… шучу… дурацкая история, — нехотя отмахнулась Юлька.

— Юлька! — напустила строгости старшая сестра. — Признавайся, что вы опять натворили.

— Да ничего мы не натворили! Вернее… ну понимаешь, Богдан недавно психанул… и, согласись, его можно понять, поскольку я во многом сама виновата, запутала все слишком… и Дима рогом уперся с разводом, а уж по поводу отцовства — это вообще все грозило на годы затянуться… ну и… в общем, они с Ярославцевым решили произвести натуральный обмен, если можно так выразиться… Короче, Богдан выкупил нас с Андрюхой себе… вот.

Мысленно булькнув, что Юлька в курсе событий, Женя самым спокойным тоном поинтересовалась:

— А ты что?

— Ну а что ему еще оставалось? Снова ждать? Опять? — встала на дыбы Юля. — Это же Бодька, ему все сразу надо.

— Юлька! Ушам своим не верю, — восхитилась Жека.

— Что? Я сама дура, дел натворила, и он не только из-за меня, он и из-за Андрея. За это я вообще всю жизнь должна, — запальчиво выдала младшая.

— Блин, кажется, тебя теперь понесло в другую сторону, — весело рассмеялась Женька.

— Нет, это раньше на виражах заносило… — Юлька замолчала и подумала, как облечь в слова то, что хотела или должна была сказать, то, что чувствовала и чем ни с кем не делилась. Так много лет не делилась, что страшно. С тех пор, как плакала на Женькином плече в ночь, когда Бодьке удаляли аппендикс. — Понимаешь… он как-то сразу, с первой секунды — что-то слишком большое, слишком серьезное… слишком… главное. Во всем слишком, а я… боялась, что меня это поглотит и меня не останется. Только оказалось, что меня становилось все меньше, когда я была без него, пока почти не иссякла… Он так сильно меня тогда разогнал, что я еще долго по инерции… чтобы никто не подумал, что я какая-то не такая… но то, какая я, когда «такая», какую в своей голове рисовала, — никому не нравилось и мне было плохо. Ну… выкупил он нас у Ярославцева, какая разница, когда я впервые за столько лет спать ложусь счастливая, а просыпаюсь еще счастливее, потому что знаю, что Бодя есть, что вместе, что будет и никуда не денется?

— Хорошо, что он переупрямил тебя раньше, чем мог достичь предела прочности…

Юля надолго замолчала, словно обдумывала. То ли сказанное, то ли пережитое… то ли просто свою следующую реплику. А когда заговорила, то голос ее звучал так, как будто она рассказывает сестре самый большой секрет на свете:

— Угу… вот я однажды и испугалась, что на него наткнулась, и тогда стало до такой степени плевать на все мои заморочки, только за него страшно, что перешагнет… ты же понимаешь, да? Какое после этого имеют значение Дима, деньги, мораль какая-то дурацкая?

— Балда ты, Юлька, — постановила Евгения Андреевна и выдала свою излюбленную сентенцию: — А Богдан у тебя хороший.

Имелись свои обычаи или даже обыкновения и за витриной магазинчика «Vintage Lady Shop». С Юлькиным возвращением в Солнечногорск они сформировались пусть и не сразу, но, в целом, тоже соблюдались без особых отступлений. Продавщиц здесь теперь было всего две. Лера и Маша. Юлька своим «вклинением» в их смены поначалу упорствовала, а потом ее отпустило. Теперь она приходила когда хотела, хоть каждый день, хоть не являлась вовсе, не настаивая на том, чтоб ее «впустили работать и за вас, и за нас, и за госнефтегаз», наслаждаясь лекциями, когда привозили туристов, что пока в силу сезона случалось не часто, записывая обзоры для Инстаграма и иногда припахивая девчонок ей ассистировать.

Локация все набирала популярности у местных фотографов, влюбленных парочек и просто девчонок, которые любят устраивать