Голос Завулона обладал такой силой и мягкой убедительностью, что многие из зрителей заколебались. Но все они еще помнили слова палача, отказавшегося убивать. Поэтому восемьдесят тысяч мужчин и женщин молчали. Слышалось только дыхание, биение сердец да шорох многих переступающих на месте ног.

Хмель улетучивался.

Сложили в чехлы свои инструменты музыканты в оркестровой яме. Сняли маски вурдалаков и ведьм участники карнавального шествия. В приватных ложах смущенно одевались участники оргий. Никто не расходился – все хотели увидеть, когда и как будет опущен занавес.

– Неужели среди вас не найдется ни одного смелого и умного человека? – Голос Завулона впервые дрогнул. – Ни одного? Чего вы боитесь, друзья? Вы веселились всю ночь и получали наслаждение от праздника Тьмы. Для торжества гармонии осталось сделать последний шаг, поставить точку. Я даю клятву – доброволец будет не только богатым, но и свободным от угрызений совести. Мне это под силу. Ну же?..

После этих слов казалось – сейчас кто-нибудь да откликнется. Люди поворачивались друг к другу; они искали его, этого добровольца. Может быть, кто-то из вас, из них – кто-то другой, но не я? Восемьдесят тысяч душ – сто шестьдесят тысяч рук. Восемьдесят тысяч жителей города, в котором ежедневно совершается столько убийств. Где же хоть один смельчак, способный быстро взмахнуть ножом и до конца жизни наслаждаться богатством?

Бычара сидел, покачиваясь, на краю импровизированной плахи, иногда выкрикивая что-то неразборчивое. После нескольких дней запоя он стал равнодушным ко всему.

А на трибуне D Темные маги тратили огромное количество Силы, чтобы подпитывать ею ничего не понимающих, впервые попавших в Сумрак новичков.

– Вот, значит, как, мои друзья и гости, – понизил голос Завулон, и теперь в нем появились раздраженные нотки, – делать нечего: придется нам оставаться здесь, пока не найдется доброволец.

Громкий вздох пронесся по трибунам, и тут же тысячи голосов закричали взволнованно, тысячи голов повернулись в сторону сектора А, где находились VIP-ложи: по широкой лестнице быстро спускалась одинокая фигура.

– Вызвался кто-то… нашелся один… кто это? Кто? Дайте бинокль!

Лишь когда он оказался на сцене, обитатели VIP-ложи поняли – это Скиф. Светлый дозорный вырвал из руки клоуна Тима микрофон, склонился над Бычарой и приобнял его за плечо.

На трибуны пала тишина.

– Никто тебя не убьет, – разнесся над стадионом усталый голос Скифа, – все, баста!

Завулон повернул каменное лицо к Гантраму:

– Не ты ли должен был лично его сторожить?

Немец хотел что-то ответить, но не смог. Он был похож на трясущуюся, плохо выбритую квашню.

– Она полюбит тебя, твоя Спичка, – сказал Скиф, и весь стадион услышал его слова. – Для этого даже не придется умирать. Нужно сделать нечто куда более трудное – стать человеком.

– Ты веришь в это? – дрожа, всхлипнул Бычара. – Знаешь, я ведь как хлебный мякиш.

– Будет очень тяжело. Но я тебе помогу. Идем.

Несчастный панк кивнул.

Скиф взял его за руку, словно ребенка, затем нашел за сценой полумертвую от ужаса Спичку и в тишине вывел обоих со стадиона.

Никто из Темных не решился заступить им дорогу.

Когда рабочие закончили копать яму, небо над кладбищем затянули облака, и пошел мелкий дождь. Рассевшиеся на деревьях вороны долго хрипло переругивались, затем сорвались и стаей улетели куда-то к свинцовому горизонту – туда, где гудела за лесом автомобильная трасса. Ветер задумчиво играл грязными пластмассовыми цветами на могилах. Бригадир перекрестился, шепотом выругался на землекопов; те проворно поставили гроб на веревки и без долгих церемоний опустили на дно ямы, где плескалась жирная глиняная каша.

Проводить Книжника в последний путь собрались всего пять человек. Какие-то очень дальние родственники и соседи. Глупо было надеяться, что Нелли придет на похороны, но я, конечно же, надеялся – и она, конечно же, не пришла. Где бы ни была сейчас Нелли – она была далеко отсюда.

На меня косились. Подошел смутно знакомый человек с красным лицом и брежневскими бровями (сосед дядя Кеша, вспомнил я):

– Мужчина… у вас не найдется рублей двадцать? На помин души усопшего…

Он пытливо всматривался в мое лицо, словно пытался вспомнить, где меня видел. Я протянул ему несколько купюр.

– Благодарствую.

И дядя Кеша торопливо отошел в сторонку, как будто боялся, что я передумаю и потребую вернуть деньги.

Я постоял еще немного, глядя, как ржавая земля летит с лопат в яму. Влажные рассыпчатые комья с грохотом покрывали маленький, словно бы детский гроб; горка грунта быстро перемещалась в яму, навсегда скрывая то, что осталось от некогда могучего Иного. Меня не покидало ощущение, что вместе с Книжником я хороню и свою прошлую жизнь.

Прихрамывая, опираясь на палку, я неспешно пошел к выходу с кладбища, где меня ждало такси.

Сколько похорон было за эти дни… Погибших товарищей предавали земле в закрытых гробах, без лишнего шума. Все почести вполголоса, оглядываясь. Как жили сотрудники нашего маленького Дозора, так и умирали – тайно. Где-то на глубоких слоях Сумрака, куда уходят Иные после смерти, им не одиноко сейчас.

Нелли все-таки разыскала меня в то утро в нише под трибунами «Лужников». Не представляю, как ей удалось скрыться от Темных патрулей и где девушка взяла силы, чтобы вынести меня подземными ходами со стадиона и потом еще довезти до института Склифосовского (там на следующий день меня и нашел Скиф).

После этого Нелли исчезла. Вместе с Перстом Энлиля.

Скандал был грандиозный. Я едва оправился от полного энергетического опустошения, переломанные ноги только начали срастаться – но ко мне в больничную палату уже зачастили эмиссары от Большого Дозора. Мою память вскрыли и исследовали по минутам воспоминания о первомайской ночи. Дозорные подолгу расспрашивали меня о том, куда могла скрыться Нелли, да в каких я был с ней отношениях, да почему я доверил волшебнице пятого уровня такой ценный артефакт. Я отвечал коротко и не совсем вежливо – и эмиссары вскоре удалились; но все дни после этого я чувствовал деликатное, скрытое наблюдение. Гесер понял, что мы с Нелли больше чем просто соратники; он надеялся, что девушка попытается связаться со мной. Скиф также сообщил мне по секрету, что ориентировка на нашу блондинку разослана по всем отделениям Дозора у нас в стране и даже за рубежом. Как только она попытается продать эту величайшую ценность или выменять на что-то (использовать ее по назначению она больше не могла), девушку схватят.

Но я и в самом деле ничем не мог помочь следствию. Исчезновение Герды стало для меня таким же печальным сюрпризом, как и для других. Я не мог поверить в то, что корысть задушила в ней все прочие жизненные мотивы, но другого объяснения просто не находилось.