Но перед ним никого не было. Впереди распростерлась лишь узкая тропа из могил, поглощенных тьмой.

– Коул? – робко позвала я.

Он обернулся, и его губы тронула улыбка. Он растерянно заморгал и помахал рукой, приглашая меня подойти поближе.

– Одри! Извини, что не встретил тебя в холле. Решил… заскочить в магазин по дороге на кладбище. Диана сказала, что проводит тебя сама. Все нормально?

– Да, нормально. А… С кем ты говоришь, Коул?

Он приоткрыл рот, озадаченный моим вопросом, и обернулся, всматриваясь в точку на уровне своего лица. Хмурясь, он помолчал с минуту, прежде чем ответить:

– Ты разве не видишь?

Я сделала еще шаг и пригляделась. То, что казалось мне тьмой и далекими надгробиями, вдруг приобрело ясные черты. Тень, висящая над Коулом, становилась все отчетливее, пока не оформилась во взрослого мужчину. На нем была полицейская униформа, старая и темно-синяя, лишь отдаленно похожая на ту, что было принято носить сейчас. Сам мужчина был полупрозрачным и тусклым, как чья-то тень, над его верхней губой торчали густые усы. Жидкие волосы были уложены по бокам, а в руках он сжимал деревянную дубинку.

– Познакомься, это Дэвид Хеннесси, – произнес Коул. – Раньше он был шефом полиции, но сейчас он…

– Мертв, – сглотнула я, глядя на привидение.

– Я предпочитаю называть это «перешел на ту сторону», – дружелюбно отозвался мужчина, и голос его звучал пусто, будто эхо минувших дней. – Но я все еще слежу за порядком на этом кладбище. Мне не нравятся эти варварские сборища вуду. От них все здесь стоят на ушах! Будьте осторожны сегодня, юная леди. Если увидите женщину в бальном розовом платье – бегите! Это миссис Митчилл. Вы состаритесь и умрете раньше, чем она закончит перечислять вам всех своих любовников.

– Спасибо, – заторможенно поблагодарила я и многозначительно дернула Коула за рукав. – Идем, Рафаэль уже начал. Мы почетные гости, помнишь?

Он вздохнул и, попрощавшись с призраком, быстро нагнал меня, давя подошвой ботинок гранатовые зерна. Те лопались, как мыльные пузыри.

– Дэвид стал детективом, когда ему было всего двадцать, – принялся с восхищением делиться он. – А в пятнадцать он уже поймал двоих преступников! Я читал о нем еще в колледже. Он был легендой Нового Орлеана… Пока не перешел дорогу итальянской мафии, конечно. Вот бы еще пообщаться с ним!

Белая свободная рубашка из сатина, такая тонкая, что просвечивали плоский живот и грудь, идеально сидела на Коуле. Через нее даже можно было увидеть ту россыпь родинок, от которой у меня предательски дрожали коленки. Расстегнутая почти до середины, рубашка ниспадала на его коричневые брюки. Я сглотнула слюну, которой во рту вдруг скопилось неприлично много, и отвела глаза.

– Прекрасно выглядишь, кстати, – сказала я, и Коул ответил, глядя на меня в упор:

– Взаимно.

Его взгляд скользнул по вырезу моего платья, который стал виден, как только я развязала шарф. Смутившись, я запахнула его и вдруг увидела, как на фоне толпы из ведьмаков выделяются несколько человек. По сравнению с остальными они дрожали, сутулились и выглядели такими далекими, хоть и стояли близко… Сквозь их бледные тела просвечивали очертания могил и других людей, которые, в отличие от них, были живы.

– Призраки, – выдохнула я испуганно, вцепившись пальцами в руку Коула. – Да здесь повсюду призраки!

– Знаю, – отозвался Коул снисходительно и слабо сжал мою ладонь в ответ. – Дэвид ведь жаловался, что из-за ритуалов вуду кладбище всю ночь не спит. Ты что, никогда не встречала призраков?

– Никогда, – призналась я, сглотнув. – А ты?

– Тоже, но, пока я был здесь и ждал тебя, успел перезнакомиться почти со всеми. Вон там, – он ткнул пальцем в стройную девушку, кружащуюся в красном платье под аркой из кирпича. – Джози Арлингтон, которая основала самый известный в Новом Орлеане публичный дом. – Даже при упоминании уже несуществующего борделя Коул умудрился густо покраснеть. Его палец сдвинулся чуть левее. – А этот мужчина в костюме – Чарльз Гордон. Он выкупил ипподром под кладбище после того, как его не пустили сделать ставку. Очень… импозантная личность!

– И со всеми из них ты успел пообщаться? – недоверчиво уточнила я. – Как давно ты на Метейри? И в какой это магазин ты ходил, что меня не дождался?

Коул отвернулся. За прошедшие сутки он смотрел мне в глаза с настораживающей редкостью. И чем отчетливее впереди слышался рокот барабанов, тем более угнетающим было его молчание. Он так и не ответил.

– Смотри, – сказал Коул вместо этого, указав на оркестр, расположившийся прямо между старыми могилами. Они, покосившиеся и разваливающиеся, больше напоминали руины. Ни на одной из плит было уже невозможно прочесть имя и эпитафию.

На крыше склепа из белого камня, окруженного колоннами, стоял Рафаэль. Ведьмы и колдуны, облаченные в светлые одежды, притихли. С их рук осыпалась кукурузная мука. Я встала рядом с Коулом, и проходящая мимо Диана надела нам обоим на шею ожерелья из черно-белых бусин. Точно такие же висели на груди и у нее, и у всех остальных.

Рафаэль стукнул тростью о склеп. На миг мне показалось, что череп на его рукояти светится серебром.

– Я приветствую ковен и мертвых, которые сегодня присоединятся к нам! Да начнется их ночь.

Он стукнул тростью во второй раз, и надгробия вокруг превратились в священные алтари: они вспыхнули огнем, усеянные свечами, как и все вокруг. Их увивали цветки ноготков и черепа, нанизанные на нитки. Там были даже человеческие – искусственные или настоящие, я предпочла не знать.

Рафаэль поднял перед собой бутылку черного рома и, открыв ее, встряхнул над головами собравшихся, которые столпились под крышей склепа. Брызги окропили их и центральную веве, начерченную на земле. То был знак Барона Самеди – крест и две могилы, нарисованные по бокам. Алкоголь намочил рисунок, и тот загорелся тоже. На кладбище Метейри стало невероятно светло для ночи.

– Первым я призываю Папу Легбу, как посредника между нашим миром и миром лоа. Прошу тебя, открой врата в Ле Гвинею, чтобы Барон смог чествовать сегодня смерть вместе со своими детьми! – произнес Рафаэль нараспев, а дальше его речь плавно перетекла в гаитянский язык и стала напоминать шаманский вой, которому вторили барабаны.

Коул оглянулся. Толпа льнула ближе к Рафаэлю, чтобы брызги его рома попали на каждого. Это было благословением Самеди, о котором мечтал любой, кто исповедовал вуду. Мне же было этого не понять, как им всем было не понять меня, привыкшую черпать магию из себя и своего рода, а не из потусторонних материй.

– Барон Самеди! Услышь наш зов. Я, Верховный ведьмак ковена Вуду, приглашаю тебя к столу!

Я поморщилась, когда один из рослых, широкоплечих колдунов закинул на крышу склепа кричащего черного петуха. Рафаэль поднял свою трость, и из ее наконечника вылезло тонкое сверкающее лезвие. Он полоснул им петуха по шее. Тот закудахтал, прежде чем наполнить своей вязкой кровью бамбуковую чашу, которую держал под ним другой колдун. Коул отвернулся, не в силах смотреть на это, хотя раньше ему приходилось смотреть и не на такое. Я же неотрывно следила за ритуалом, природа которого от меня ускользала, но ощущалась: такая же густая, как петушиная кровь, мощь расползалась во все стороны от алтаря Рафаэля и украшенных надгробных крестов, стекаясь и сосредотачиваясь на веве Барона. Знак все еще полыхал, и трава вокруг него пожухла, затлела, мешая запах пепла с горьким запахом кубинской сигары, которую закурил Рафаэль.