class="p1">Берешь противника на прием — не проходит прием, нет у противника сустава, который у полноценного заламывается!

По верхнему уровню вдаришь — отсутствует верхний уровень!

Делаешь ложный замах — не реагируют (слепенькие мы!), не обманываются, на слух бьют, а слух у них, блиннн…

Грандиозная драка! Грандиозная! Вошла в сосновоборский фольклор как «Битва на Историческом» или «Бородино».

Крик — истошный-многоголосый!!!

Охранной структуре шум ни к чему. На первых порах отбивались молча, сопя и кряхтя, шипяще матерясь, спеша по-быстрому покончить с неожиданно приставучими уррродами. Но по мере… э-э… усугубления конфликта там и сям «кайманы» взревывали все чаще и в полную глотку. Взревешь, если тебя против всяких правил голубят — откуда не ждешь и куда не ждешь!

Но основной шум-гам — на совести калек. Они блажили, как только умеют блажить калеки. Совести у них дефицит — прямо пропорционально дефициту конечностей. И то верно! Если не справедливо, то по-своему оправданно: я рук лишился, ног лишился! и чтоб я совести не лишился?!

Потому для них в драке и то, что запрещено, разрешено:

культей по яйцам — бяк!

клюкой в глаз — тык!

гнилозубыми челюстями в шею — хрям!

Потому громогласная спекуляция ущербностью — не подлость, но военная хитрость:

— А-а-а!!! Люди!!! Он мне руку оторвал! Оторвал руку!

— О-о-ой, нога моя, нога! Где нога?!!

— Не вижу! Я ничего не вижу! Кто-нибудь! Глаза! Глаза!!!

Ремейк «Бородина». Смешались в кучу кони, люди! Поди пойми, кто где и где кто!

Высунувшиеся-любопытствующие (что за шум, а драки нет?!) убедятся — есть драка! Полувоенные верзилы на беззащитных налетели, калечат, как бог черепаху.

— Оборвали! Вот же, вот! Культей размахивает!

— И там тоже! Кровь, видишь, кровь!

— Отойди от окна! Отойди, сказала!

— Погоди ты!.. А что это там? Вон, на тротуаре! Дай очки! Очки дай!

— Не дам. Задерни шторы!

— У-у! Нога! Гадом буду, нога! Оторвали!

— Где?! Подвинься ты! Где!

— Вон!

— Какая это нога, дурак! Это… это…

— Ну?! Дай очки!

— Отстань! Это… ру… рука… а-а-а! Милиция!!! Позвоните кто-нибудь!

— Тебе это надо?! Кто-нибудь уже позвонил.

— Алло! Милиция? Побоище на Историческом! Побоище!.. Что значит «плановая операция»?! Побоище, говорю!!!

— Милиция!!!

— Да вон они! Приехали уже. Вон уазик!

— Что ж ты, мусор, в машине сидишь?! Людей бьют! М-м-мусор позорный!

— Милиция!!! Сделайте хоть что-нибудь!!!

Ничего не остается, как что-нибудь сделать. И сделать вопреки тщательно разработанному плану по обкладыванию, выманиванию и пленению «оборотня», засевшего (по сведениям «источника») в «люкс-транзите».

Нештатная ситуация. Форс-мажор. Придется включаться.

— На выход, парни!

— А фигурант?

— Какой, на х-х-х… фигурант! Гляди, что творится!

…А фигурант под шумок (ничего себе ш-ш-шумок!) — фью! В бунгало, в бунгало, в бунгало.

Мечта-«совок»:

Бунгало на берегу озера.

Полный пансион.

Женщина-красавица. (Две! Две женщины! Блондинка и брюнетка!)

И — больше никого!..

Только эхо: иго-го! иго-го! иго-го…

18

Английские пианино никогда не текут!

Шутка, предупредил Гомозун. Но быль, оговорил Гомозун. И, главное, принцип, провозгласил Гомозун.

…Были это мы в Аравии. Кажется, в Саудовской? Или в Эмиратах? Не важно. В Аравии, короче. Я и Гриша Левинец. Сокурсники, институт культуры. Весело было! Что называется, культурно общались. В основном с англичанами. Из британского посольства практически не вылезали. По двум причинам…

Первая — неинтересная. Кое-какой совместный проект намечался,

Вторая — насущная. В этой Аравии сухой закон — не чета лигачевскому. За появление в нетрезвом виде — секир-башка. За ввоз в страну — и вовсе… сначала все, что у тебя есть, секир, и напоследок башка тоже секир.

Закон суров, но это закон. Не наше дышло. Исключений — ни для кого. Даже для англичан, к которым пиетет у местных сохранился еще с Лоуренса Аравийского. Пиетет пиететом, но и думать забудьте о ввозе, например, шотладского скотча! А у британцев вековые традиции насчет скотча, как у нас с водочкой. Ни дня без стакана!

Что делать?

И повадились они регулярно получать дипломатической почтой громадный деревянный ящик с туманного Альбиона.

Там у вас что, спрашивает аравийская таможня.

Там у нас пианино, отвечают посольские на голубом незамутненном нордическом глазу.

А месяц назад аналогичный ящик на ваш адрес поступал, припоминает таможня.

Да, невозмутимо подтверждают посольские, тоже пианино. А еще через месяц ждем очередное пианино. Не хватает, знаете ли, вдали от родины пианин… пианинов. Какие-то проблемы?

Никаких проблем, говорит таможня. По документам — пианино. Груз дипломатический, вскрывать не имеем права. Волоките к себе и музицируйте на здоровье. Вот если бы там, упаси Аллах, не пианино было, а спиртные напитки, тогда… сами понимаете, секир-башка, невзирая на дипломатическую неприкосновенность.

Понимаем и с подчеркнутым уважением относимся к аравийским красивым обычаям, уважительно подчеркивают посольские.

В общем, негласная договоренность: и невинность соблюдена, и капитал приобретен.

И тут в порту при доставке вновь поступившего пианино грузчики неловко роняют ящик — и оттуда вдруг вытекает струйка с характерным запахом, собираясь в довольно приличную лужицу.

Скандал? Типа того. Аравийцам скандал ни к чему, альбионцам — тем более.

Цугцванг! Лужица — вот она. А по документам — пианино.

Послали за послом.

Тот примчался, потрогал ящик, понюхал лужицу, деловито нахмурился и с ходу выработал единственно правильное решение: будем разбираться! отвезем сейчас этот дипломатический груз к себе, исследуем, проанализируем… а завтра с утра доложим о результатах! Виновные, если таковые обнаружатся, будут наказаны по суровым законам аравийского времени! all right?

Yes, of course, облегченно соглашается таможня. Но учтите, мы доложились вышестоящему начальству, и отступать некуда. Иначе нам же секир-башка, в первую очередь. А во вторую — вам. И завтра с утра ждем-с…

Разумеется, ответствует невозмутимый альбионец. Приходите завтра.

В час назначенный у посольства — вышестоящий аравийский начальник в сопровождении полудюжины амбалов со специальными ассегаями для секир-башка. Будьте добры, результаты вашего внутреннего расследования — на бочку, а головы провинившихся — на плаху.

К ним выходит британский посол и сухо декларирует:

— Видите ли, уважаемые! Произошла ошибка. Английские пианино никогда не текут. Спасибо. До свидания.

Инцидент исчерпан.

Английские пианино никогда не текут! Принцип.

Даже если мой друг не прав, он прав.

Почему?!

Я его слишком давно и хорошо знаю, чтобы усомниться в его правоте. Даже если будут предоставлены неопровержимые, убийственные доказательства того, что он сукин сын, — все равно прав! Ибо пусть сукин сын, но наш сукин сын. Ибо английские пианино никогда не текут! По определению.

Токмарев может поручиться за Олега Гомозуна, за Марика Юдина, за Катюху Гречанинову,