то рубашку, то носки. Мама всегда смеялась, что ему одежды нужно, как столичной кокетке. Тогда он ухмылялся, а потом курьер приносил очередное неприличное платье, и родители принимались ругаться и выяснять, прилично ли принимать неприличные платья от мужа, курьер мялся в дверях, соседи любопытствовали…

— Весело у вас было.

— Да, было, пока мама не заболела. Она будто таяла, и отец стал гаснуть вместе с ней. Они не хотели, чтобы я видела, как все случится, хотели, чтобы у них было немного больше времени, потому уехали сюда. Четыре года. Еще долгих четыре года я прожила в Нодлуте одна, зная, что они есть. Потом их не стало и…

Он потянулся, путаясь в волосах, поскребся колючим подбородком, обжег поцелуем, когда я потянулась навстречу, привстав на цыпочки, и алыми искрами в тёмной глубине, когда посмотрела. Горячо и щекотно дохнул на ресницы.

— И я тебя поймал.

— Это я тебя поймала.

— Ладно, сдаюсь, мы в одну лужу сели.

— Купание в одной луже еще ничего не дока…

— Поздно, ты без меня за пределы общины и шагу сделать не сможешь.

— Это подло. Ты — злобный демон.

— Даэмейн.

— Одно и то же. — И добавила: — Бесь…

— Будешь так себя вести, брошу здесь.

— Не бросишь. Я знаю.

— Ну еще бы…

— А здесь — это где? — я уже достаточно согрелась, а потому, повозившись, повернулась к нему спиной, а лицом наружу.

— Это Долина забытых голосов. Здесь самое долгое эхо.

— Почему его не слышно, мы здесь уже давно?

— Не достаточно. И тебе так важно услышать свое “и-и-и-к-к-к”?

— Нет, я хотела услышать свое “люблю тебя”.

— Можешь просто так повторить, или, знаешь, давай я побуду твоим эхо и мы уже спустимся, а то я ужасно есть хочу и уши мерзнут. Разве что ты хочешь избавить меня от этого неудобства каким-нибудь иным, кроме отрывания образом.

— Здесь? Здесь же холодно и снег вон лежит.

— Совсем немного, — дразнился паразит, рисуя у меня по животу пальцами, — снежников больше и они мягенькие, — шершавый подбородок потерся о шею, — а вон там, — кивок, — где островок хрустальных слезок, шнырек сидит. М потом совсем недавно тебя не беспокоило отсутствие вообще какой-либо поверхности кроме меня.

К концу тирады мне было уже не до странной растительности долины, с края которой в пропасть невообразимой высоты сыпалась водяной пылью, на лету превращаясь в снег, серебряная лента водопада. Общины отсюда и видно не было, а озеро казалось размером с ладошку. Где-то за частоколом вершин, скрытая туманом и мороками магических аномалий, простиралась земля Нодлута. Но Ине был прав, от танца его рук по моему телу все поверхности, кроме него самого, меня уже не беспокоили. Как и холод.

* * *

— Давай никуда отсюда не уйдем? — я гудела мухой расплющив нос, о грудь Ине уже прикрытую рубашкой.

— Давай, — тут же согласился он. — Только давай потом? А то теперь кушать хочется еще больше, а мне тебя вниз тащить.

— Там шнырек есть.

— Был. Ты его испугала своими воплями.

— Нечего было заставлять меня вопить.

— Зато не было слышно “и-и-и-к-к-к”.

— А “люблю тебя”? — я приподняла голову заглядывая в оба глаза по очереди.

— Эхо здесь не только долгое, но и избирательное, так что это как раз было. Много, громко. Шнырек же сбежал. — Лицо серьезное, а левая бровь ехидно на лоб уехала, будто знак вопроса.

— Придурок.

— Точно. Это он зря. Теперь бедному даэмейн перекусить нечем.

— То есть ты поэтому меня зубищами хватал за… везде?

— М-м-м… возможно. Возможно даже, что не я или не только я, — лениво ответил некромант.

Мягкие снежники — трава с мохнатыми шарами соцветий — уже не были такими мягкими, основательно примявшись, но это была проблема лопаток Ине, потому что я развалилась на нем сверху. Мерцал, жемчужно переливаясь, согревающий полог, поддуваемые ветром острые с твердыми радужными капельками на концах слезки тыкались в него, пуская по поверхности круги, как дождь по воде. Просунулась шоколадная бусинка носа с дрожащими усами, шерсть сливалась с травой, только краешки не то перьев, не то ушей, не то и того и другого настороженно топорщились поверх. Я не стала его выдавать.

Покосилась на жмурящегося на свет темного. И вот как ему такому обо всем сказать?..

— Как есть. Скажи, как есть, хватит маяться. Что там ночью стряслось такого, что у меня едва сердце не встало, а тебя всей общиной на край провожали? Отвлекал тебя отвлекал, а ты опять вся… гаснешь.

— Я убила Драгона Холина.

Ине сел. Расслабленность слетела с него так же быстро, как осыпался искрами свернутый полог. Ледяной ветер тут же стеганул по голой шее, но тяжелый плащ укутал плечи, а большая ладонь накрыла обе мои. Темные глаза смотрели на дно души.

— Я ждала тебя, открыла, а пришел он, и я позвала пламя. Он там, во дворе остался, кажется.

Я посмотрела на руки. Их я мыла тщательнее всего. Щипучим мылом и жесткой щеткой, до красноты, но сейчас мне снова мерещились бурые следы на коже, тлеющие по краю, словно хлопья пепла отброшенные порывом.

— Ничего, огонек. Ничего… Эверн?..

— Утром пришел. Уже после. Сказал — нужен…

— Некромант. Конечно. Это обязательно. Эленар, мне необходим точный текст твоего договора. Неприятная процедура и для обученного мага, когда случается вытаскивать через метку, а она даже не проявлена у тебя на теле, только на сути, но тебе придется…

— Я знаю. Я потерплю. Ромис уже пробовал, только у него не вышло, сказал… скользит и добавил много всяких других слов.

— Значит, спрошу у противной стороны. Идем. Нет, стой…

Ветер качнул траву, отозвавшуюся перезвоном, и над долиной пронесся тихий стон, мой, и шелестящее, как угли в камине “люблю тебя” в ответ.

Ине коснулся губами макушки и подхватил меня на руки, укутывая мраком и поющими тишиной крыльями из инея и огня.

* * *

Мы крались задами. Не моя была идея, но я поверила авторитетному мнению знатока душ о том, что вся община так и таращится с обрыва на озеро, ожидая либо узреть наше возвращение, либо порыдать над костями, и пойти с песнями и корзинками эти кости по склону собирать.

Я все замедляла шаг, но мы все равно приближались к дому. Ладони позорно взмокли, да и вся я под плащом Ине была мокрой от липкого холодного пота. Не помогали ни поддразнивания, ни уговоры с уверениями, что имея под рукой некроманта, соваться в дом с мертвецами бывает не только не страшно, а иногда познавательно и интересно.

— Может там