Это оказались те самые пятеро сборщиков дани, находившиеся в Семпоале, когда туда явились белые люди. Как и все подобные представители Мешико, путешествующие по обложенным данью землям, они отправились туда в самых богатых своих мантиях, в пышных головных уборах из перьев и с прочими знаками достоинства, призванными повергать плательщиков дани в благоговейный трепет. Сейчас, однако, появившиеся в тронном зале чиновники больше походили на птиц, которых подхватившая их буря протащила сквозь густые заросли.

Они выглядели растрепанными и грязными, изможденными и запыхавшимися, отчасти, по их объяснению, потому, что отчаянно спешили вернуться из Семпоалы, отчасти же и главным образом потому, что провели много дней и ночей в проклятой клетке изменника Пацинко, где не было даже места прилечь, не говоря уж о прочих удобствах.

— Что за безумие происходит? — требовательно спросил Мотекусома.

— Аййа, мой господин, этого не описать словами!

— Вздор! — отрезал владыка. — Все, что существует, поддается описанию. Как вам удалось бежать?

— Мы не бежали, владыка Глашатай. Вождь белых людей тайно открыл нашу клетку.

Мы разинули рты, а Мотекусома воскликнул:

— Тайно?

— Да, мой господин. Белый человек по имени Кортес.

— Так вот что значит это слово!

Мотекусома бросил на меня уничтожающий взгляд, мне же оставалось лишь беспомощно пожать плечами, ибо заученные наизусть разговоры не дали мне никакого намека на то, что столь часто употреблявшееся слово всего лишь имя.

А сборщик дани тем временем терпеливым голосом смертельно уставшего человека продолжил:

— Этот самый Кортес подошел к нашей клетке в сопровождении лишь двух своих переводчиков, под покровом ночи, когда никого из тотонаков поблизости не было. Он собственноручно открыл дверцу клетки. Через переводчиков он сообщил, что его зовут Кортес, и приказал нам ради спасения жизни немедленно бежать прочь, попросив засвидетельствовать его глубочайшее уважение Чтимому Глашатаю. Белый человек Кортес желает, чтобы ты, мой господин, узнал о поднятом тотонаками мятеже и о беззаконном заключении нас под стражу. Изменник Пацинко сделал это, невзирая на настойчивые предостережения Кортеса о недопустимости столь опрометчивого обращения с посланниками могущественного Мотекусомы. Он же, Кортес, будучи наслышан о достойных восхищения мудрости и могуществе нашего Чтимого Глашатая, готов навлечь на себя гнев изменника Пацинко, отослав нас к тебе целыми и невредимыми, в знак его расположения и добрых намерений. Кортес просил передать тебе, что постарается сделать все возможное, чтобы предотвратить мятеж тотонаков против Мешико, и в награду просит лишь, чтобы ты, владыка Глашатай, лично пригласил его в Теночтитлан, дабы этот человек мог не через посредников, но лично выразить свое почтение величайшему правителю здешних земель.

— Что ж, — с улыбкой промолвил Мотекусома, непроизвольно приосанившись под этим потоком лести, — недаром имя этого человека так похоже на слово, обозначающее учтивость.

Однако Змей-Женщина обратился к рассказчику с настойчивым вопросом:

Сам-то ты веришь словам этого белого чужеземца? Господин Змей-Женщина, я могу лишь повторить то, Что знаю. Под стражу нас взяли тотонаки, а освободил белый человек Кортес.

Тлакоцин снова повернулся к Мотекусоме:

— Собственные гонцы Пацинко сообщили, что он приказал задержать наших посланцев только после того, как это велел ему сделать все тот же самый вождь белых людей.

— Пацинко по какой-то причине мог и солгать, — неуверенно пробормотал Мотекусома.

— Я знаю тотонаков, — с презрением сказал Тлакоцин. — Ни у кого из них, включая и Пацинко, не хватит ни духу, чтобы восстать, ни ума, чтобы лицемерить. Сами, без чужой помощи и подстрекательства, они бы на такое никогда не пошли.

— Позволь мне заметить, господин мой и брат, — промолвил Куитлауак, — что ты еще не прочел отчет, подготовленный воителем Микстли. Слова, приведенные там, — это подлинные слова, которыми обменивались господин Пацинко и белый человек Кортес, и они совершенно не согласуются с тем, что этот Кортес велел передать тебе. Нет никакого сомнения в том, что он хитростью склонил к измене Пацинко, а потом бесстыдно солгал нашим сборщикам дани, чтобы ввести в заблуждение и тебя.

— Но в этом нет никакого смысла, — возразил Мотекусома. — Зачем бы ему подстрекать Пацинко к задержанию наших людей, а потом освобождать их и отправлять обратно?

— Он надеялся, что мы обвиним тотонаков в измене, — объяснил Змей-Женщина. — Теперь, когда сборщики дани вернулись в Теночтитлан, Пацинко наверняка трясется от страха и собирает армию, чтобы отразить наш карательный поход. Но армия годится не только для обороны, и белый человек Кортес может с легкостью убедить Пацинко вместо этого использовать ее для нападения.

— И это согласуется с нашими выводами, Микстли,·" добавил Куитлауак. — Правда ведь?

— Да, мои господа, — сказал я, обратившись ко всем. — Белый вождь Кортес явно желает чего-то от нас добиться и, если потребуется, готов ради этого пустить в ход силу. Подобная угроза незримо присутствует в послании, принесенном сборщиками податей, которых он так ловко и хитро освободил. В уплату за обязательство не допустить выступления тотонаков он хочет, чтобы мы сами впустили его сюда. Если же предложение этого Кортеса будет отклонено, он наверняка воспользуется теми же тотонаками, и, возможно, не ими одними, чтобы недовольные Мешико народы помогли ему проложить путь в нашу столицу силой.

— Но этого легко избежать, направив Кортесу приглашение, о котором он просит, — заявил Мотекусома. — В конце концов, он говорит, что просто желает выказать уважение правителю, и в этом нет ничего особенного. Пусть приходит, но не с армией, а лишь в сопровождении свиты, которая не будет представлять для нас никакой угрозы. Убежден: этот человек всего лишь хочет получить наше разрешение для основания на побережье поселения белых людей. Мы уже знаем, что они по своей природе островитяне и мореходы, так что если Кортесу потребуется только участок на побережье…

— Прошу прощения за дерзость, владыка Глашатай, — прозвучал неожиданно хриплый голос одного из освобожденных сборщиков податей, — но участком побережья белые люди точно не удовлетворятся. Прежде чем нас освободили в Семпоале, мы увидели полыхающие на берегу огромные костры, а потом со стороны бухты, где стояли корабли белых людей, прибежал гонец. И из услышанных разговоров мы поняли, что этот Кортес приказал снять и переправить на берег все находившееся на кораблях полезное имущество, а сами корабли сжечь. Десять из одиннадцати, один остался, видимо, чтобы поддерживать связь с Испанией.

Но в этом еще меньше смысла! — раздраженно воскликнул Мотекусома. — Зачем им было уничтожать свои собственные плавучие дома? Ты хочешь сказать, что эти люди — безумцы?

Этого я не знаю, владыка Глашатай, — хрипло ответил сборщик податей, — зато мне доподлинно известно, что сотни белых воинов находятся сейчас на побережье, не имея возможности вернуться туда, откуда они явились. Теперь вождя Кортеса невозможно будет ни по-хорошему убедить убраться за море, ни вынудить к этому силой, поскольку он сам, издав приказ, лишил себя такой возможности. За спиной у него море, и я очень сомневаюсь, что Кортес долго останется на побережье. Выход у него теперь один: двигаться в глубь суши, и мне кажется, что воитель-Орел Микстли точно предугадал, в каком направлении Кортес выступит. Он движется сюда, к Теночтитлану.