class="p">— Нет, ты взломала сейф, потому что я тебя шантажировал. Не веди себя так, будто сделал мне одолжение, Брайар.

— Ты серьезно? Я выплюнула, после чего раздался резкий смех: — Вот как ты собираешься об этом говорить?

— Что вы ожидали? Мы начинаем трахаться, и я должен объяснить тебе все, что я делаю?

Я вздрагиваю от того, насколько резок его тон, насколько резки его слова.

— Я тебе ничего не должен. Если ты ищешь парня, который назовет тебя красивой и скажет, что именно из-за тебя он верит в любовь, тебя ждет грубое пробуждение, потому что это не я. Это, — он проводит пальцем между нами двумя, — секс. Вот и все, просто секс. Не пытайся убедить себя, что это что-то большее.

Я думала, что в тот момент, когда мое сердце разобьется, это будет громкий грохот в моей груди. Что это вызовет такой переполох, как если бы стекло разбилось об пол.

Это не так. Вместо этого это был безмолвный момент траура, когда осколки разваливались. Не должно было быть причин, по которым я была так затронута этим.

Почему я должен?

Алистер Колдуэлл - плохие новости. Он беда. Он мучил меня. Он замешан в убийствах и секс-рингах. В нем нет ничего искупительного.

Но было короткое время между гневом, между ненавистью, что он был моей плохой новостью. Моя проблема.

Я глупо думала, что я особенный. Я имею в виду, он сделал мне татуировку, не так ли? Пометил меня на глазах у всего гребаного мира?

Эта тупая боль начинает распространяться по всему телу. Слышать, как он говорит это вслух, больно, даже если я знаю, что он чувствовал по этому поводу внутри.

Но это Алистер. Он, вероятно, делает татуировки каждой девушке, с которой трахается, просто чтобы увидеть завоевание. Чтобы показать, что он владеет всем, к чему прикасается.

Я ошиблась, думая, что змея когда-нибудь изменит свои полосы.

— Тебе легче, да? Я говорю: — Чтобы я тебя ненавидела? У меня щиплет глаза, но я отказываюсь пролить на него слезу. Он не получает их.

Он усмехается, качая головой: — Я не хочу, чтобы ты что-то чувствовала ко мне. Так было бы легче.

— Ты бы предпочел, чтобы я тебя ненавидела, чем открылась. Чем объяснять, почему ты все время такой мудак! Вот почему ты не рассказываешь мне о своей семье, не так ли? Они сделали тебя таким, не так ли?

— Я не говорю тебе, потому что это не твое чертово дело. Хватит пытаться получить от меня больше! Я не собираюсь сидеть здесь и рассказывать тебе о том, как мои мама и папа не любят меня, пока ты гладишь меня по голове. Оставь это, черт возьми, в покое.

— Ты просто боишься. Я возражаю: — Знаешь, если ты скажешь мне, если впустишь меня, — я ткнула его пальцем в грудь, — я пойму, почему ты сделал то, что сделал. У меня больше не будет причин тебя ненавидеть, а ты почему-то этого не хочешь.

Чистый, необузданный гнев искажает его лицо: — Потому что ты должна ненавидеть меня, Брайар! Я не тот человек, который тебе должен нравиться. Я не тот, с кем тебе следует дружить, — он приближается ко мне, сверкая глазами, когда мое тело отшатывается от его внезапного движения.

— Я нехороший человек. Я причиняю людям боль. Мне нравится причинять им боль, и знаете что? Мне нравится причинять тебе боль. Я чертовски люблю получать удовольствие от того, что причиняю тебе боль, Маленькая Воришка.

Слова вонзаются в мою грудь, как пули. Сломать щит, который я построила над своим сердцем.

Я не двигаюсь, все еще стою неподвижно, как доска, глядя на него пустым взглядом. Пытаясь найти свет в его глазах. Поиск чего-то, я думаю, умерло давным-давно.

Что-то, чего может и не быть.

— Что они с тобой сделали? Я хриплю, недоверчиво качая головой.

Это было тогда. Я была просто марионеткой, с которой он мог играть, кем-то, с кем можно было играть и манипулировать. Я ничего не имела в виду. Все это было лишь частью его чертовой игры.

— Эй, любовник! Ты закончил? Нам нужно выходить. — Голос Рук спасает меня, давая мне повод прекратить этот разговор. Подальше от глаз Алистера.

Обхватив себя руками, готовый свернуться калачиком в своей комнате в общежитии с пинтой Ben & Jerry's, я пошла обратно на шум карнавала.

Я не должна так сильно болеть. Я не должна так себя чувствовать, думаю я, вытаскивая телефон из кармана, чтобы отправить сообщение Лире.

На полпути, когда я печатала слово — Где, — сладкий запах наполнил мои чувства, и я почувствовала мягкость ткани, прижатой к моему носу.

Затем мир стал черным.

Обычно после того, как я причиняю людям боль, у меня возникает прилив восторга, который заполняет всю мою систему. Он утоляет голод, подпитывает гнев, ровно настолько, чтобы я мог восстановить контроль над своей жизнью.

Я получаю свою дозу на день, и я настроен до следующего раза, когда я почувствую необходимость кого-то уничтожить.

Прямо сейчас все, что я чувствовал, было ненавистью к себе. Так много, что при каждом вдохе мне казалось, что я вдыхаю бензин. Еще больше масла в огонь внутри моей груди, который не погаснет в ближайшее время.

Моя левая рука крепче сжала руль, моя нога нажала на газ, когда моя машина помчалась по асфальту. Датчик на приборной панели пытался дать мне понять, что эта машина не может двигаться быстрее, но даже при этом я не отрывал ноги от пола.

Из моих динамиков грохотала музыка, и я мог видеть краем глаза, как Рук барабанит по приборной панели, качая головой взад-вперед в такт. Я смотрел, как мои фары вглядываются в почти пустую дорогу с двусторонним движением, деревья по обеим сторонам, пока мы приближаемся к месту назначения.

Когда ты едешь так быстро, что одно движение запястья может заставить тебя катиться, машина влетает в деревья, убивая нас обоих почти мгновенно. Но ни один из нас не мог быть обеспокоен. Мы сосредоточились на плотном звуке музыки,