Я сказал себе, что это чувство уйдет после сегодняшнего вечера. Я бы сеял хаос, заканчивал жизнь, и раздражающее дергание внутри моей груди ушло бы. Нажав на тормоз впервые после выезда с карнавала, я начал сбрасывать скорость настолько, чтобы не перевернуть машину при повороте направо.

Брайар был пешкой в большой игре в шахматы. Кусок, который удивил меня и с которым было весело играть. Я получил то, что хотел. Я поставил ее на колени с этими милыми глазками, уставившимися на меня, я скрутил ее вокруг своего кулака, мои пальцы были глубоко в ее пизде, и я наблюдал, как она нашла кайф, как никогда раньше, когда мое имя проклинало ее. губы.

Я сломал ее.

Показал ей, что она не лучше меня.

Просто еще один человек, зависимый от своих ощущений, когда ты делаешь что-то плохое. Я вырвал у нее представление о том, чего, по ее мнению, она хотела, пролив свет на то, что все ее темные стороны были ее силой.

Я сорвал ее, просто чтобы построить ее, только чтобы выдернуть пол прямо из-под нее. Глядя, как она рушится на моих глазах.

Но это было то, что нужно было сделать.

Я не мог допустить, чтобы она ковырялась, влезала туда, где ей быть не следовало, спрашивала меня о том, чего она не понимает.

Сейчас лучше разбить ей сердце. Уберите его с дороги, пока не случилось что-нибудь похуже. До того, как она построила этот воображаемый мир со мной в нем, толкнув меня в сон, частью которого я не имел права быть. Ожидая, что я буду кем-то, кем я не являюсь. Что-то, чем я никогда не буду.

Я хотел этого, подумал я.

Так почему, черт возьми, я так себя чувствовал.

Я с легкостью въезжаю на подъезд к заброшенному дому, прямо перед слабыми металлическими воротами, которые хреново защищают от людей. Знаки «Вход запрещен » настолько старые, что ржавые дыры начали разъедать слова.

Рук выходит из машины еще до того, как я успеваю припарковаться. Электричество течет по моим рукам, когда я смотрю на небольшой двухэтажный кирпичный дом. Ночь наступила быстро, как всегда в это время года, и освобождение, которого мы все ждали, оставалось всего в нескольких минутах.

Порыв сильного ветра подхватывает ворох листьев, несёт их по бурому двору, сквозняк воет по дому, просачиваясь внутрь пробитой крыши и между щелями заколоченных окон.

В последний раз, когда я видел это место, там лежало мертвое тело. Сегодня вечером, это будет то же самое.

Я обхожу машину сзади, а Рук открывает багажник. Фары ослепляют меня, когда в поле зрения появляется машина Тэтчера. И он, и Сайлас подъезжают ко мне, глушат двигатель и выходят.

Мы не разговариваем, никаких слов не нужно говорить. Мы знаем, почему мы здесь, и это давление ложится тяжелым бременем на каждое из наших плеч.

— Лови. — бормочет Рук, бросая в мою сторону топор с длинной ручкой.

Я спокойно выхватываю его из воздуха, сжимая деревяшку в ладони, чувствуя вес оружия в руке. Лезвие в форме долота сверкнуло в ночи. И в моем воображении появились идеи всех способов, которыми я мог бы убить кого-то этим.

Слыша звук искаженных воплей, когда Тэтчер и Сайлас выходят из задней части своей машины, каждый из них несет половину тела беспокойного Грега Уэста. Он сопротивляется, пытаясь высвободить ноги, обмотанные изолентой.

Мы следуем за ними через мертвый двор, вверх по неустойчивым ступеням и через вход в ловушку, где мы нашли Роуз.

Попасть внутрь было все равно что попасть в машину времени. В последний раз, когда мы были здесь, Роуз неподвижно лежала на том же полу, на который мы бросили Грега. Доски на полу скрипят под его весом, голова бьется о землю, когда он пытается перевернуться.

Тэтчер и Сайлас ждали возле его дома после того, как мы покинули карнавал, ожидая идеального момента, чтобы схватить его, когда он шел к входной двери. Как раз в тот момент, когда он думал, что сможет закинуть ноги на диван и включить спортивный канал, Тэтч все испортил. Схватил его и бросил в багажник.

Последствия всех его действий до этого момента сгущали воздух.

Проливая кровь за нашу месть. Заманчивая шкала моральных компасов лишь бы ощутить облегчение мести на наших душах. Если меня когда-нибудь поймают, я не пожалею.

Даже если бы я сгнил в тюремной камере до конца своих дней, это того стоило.

Они всегда будут стоить того.

Я был готов услышать слова Грега. Мы следовали за хлебными крошками, и они привели нас к человеку, которого мы искали. Мне просто нужно было услышать слова.

Рук срывает скотч со рта, звук рвущейся кожи и волос эхом раздается, и изо рта тут же начинает литься дерьмо,

— Что, черт возьми, с тобой не так?!

— Как единое целое? Тэтчер спрашивает: — Слишком много вещей, чтобы сосчитать.

Грег упирается ногами в землю, изо всех сил пытаясь оттолкнуться от нас четверых. На самом деле это как-то жалко, последние слабые попытки человека-мужчины.

— Ты хотел убить ее, Грег? — спрашивает Тэтчер, игнорируя его вопрос. — Или это была просто глупая удача, что у нее аллергия на экстази?

Интересно наблюдать за кем-то, кто до этого момента был полностью уверен, что никто никогда не узнает, что он сделал. Интересно видеть шок в их крысиных глазах, и они начинают думать, о черт, у меня проблемы.

— Я… я не знаю…

— Мы видели флешку. — Я мешаю ему даже пытаться это отрицать. Я был здесь не для того, чтобы допрашивать его или получать больше информации о том, чем он занимался. У меня было достаточно улик, чтобы знать, что полиция рассмотрит все, о чем мы не позаботились сами. Я пришел сюда, чтобы выслушать его признание.

Я был готов стать судьей, присяжными, палачом.

Как и большинство зла, замаскированных под людей, его маска тает прямо с его лица. Он знает, что не может этого отрицать, он знает о том, что мы видели. Либо мы признаем это, надеемся, что мы уважаем его за признание, либо уходим, как суки.

— Я полагаю, кто-то из вас трахал ее? Вот почему я нахожусь здесь? Он издевается, переворачивая свое тело так, что он сидит на коленях, его сальные волосы немного падают ему на лицо, когда он плюет на пол,

— Х был просто