Она меня так разозлила, что я чуть не крикнул ей: «Валяй – мне наплевать!» – но у меня, как и у всякого мужчины, была своя гордость, и я знал, что ни один муж не должен робко выслушивать, как жена диктует ему свои планы.

– Ты в Лондоне не останешься, – решительно заявил я.

– Попробуй этому помешать, – ответила Сара.

Мы оба прибыли к дому Маргарет почти одновременно. Я выбежал из дома и взял кеб, пока Сара ждала, когда к двери подадут карету, так что у меня, к счастью, был десятиминутный выигрыш во времени. Мне удалось объяснить Маргарет, что Сара совершенно не понимает моей финансовой ситуации, и тут Ломакс доложил о приезде Сары.

– Боже мой! – застонал я.

– Жди здесь, – велела Маргарет, как всегда изобретательная. Мы разговаривали в гостиной. – Я приму ее внизу. А ты, Патрик, успокойся, проявляй терпение и, что бы ни случилось, не смей нас прерывать.

Я полчаса выхаживал по гостиной. Когда Маргарет наконец появилась, я пребывал в таком состоянии, что не мог найти слов, чтобы спросить ее, чем все закончилось.

– По крайней мере, мне удалось растолковать ей про твои финансовые затруднения, – сообщила Маргарет, опускаясь в ближайшее кресло. – Но я так и не смогла объяснить, почему ты столько времени должен проводить с Дерри. Вам с Сарой нужно прийти к компромиссу. Сара сказала, что она готова провести следующий год в Вудхаммере, если ты в свою очередь будешь меньше встречаться с Дерри. Но я понятия не имею, как тебе это удастся, если Дерри живет в двух шагах от тебя.

– И я тоже не имею понятия, – с горечью буркнул я, – как Сара сумеет целый год прожить в Вудхаммере, не сведя нас обоих с ума.

– Если только…

– Да?

– Да нет, ничего. Я лишь подумала, как жаль, что у нее до сих пор нет ребеночка. – Она неловко одернула свой рукав, прежде чем переменить тему. – Дерри нужно найти себе какое-то занятие, – добавила она. – Если найдет, то, думаю, не будет постоянно искать твоего общества. Ты вроде говорил, что он хочет стать членом парламента? Возможно, если он после Рождества привезет Клару в Лондон, мне удастся организовать ему встречу с людьми, которые могут проявить к нему интерес.

– Думаю, ему это понравится, – мрачно согласился я. – Но все равно не понимаю, как мне убедить Сару уехать в Вудхаммер.

– А почему бы нам всем не отправиться туда на Рождество? – предложила Маргарет. – Полагаю, Сара поехала бы, если бы я согласилась составить ей компанию, даже если Дерри все еще будет в Бингхам-Чейзе.

Такой компромисс оказался приемлемым, но я по-прежнему продолжал считать Сару безрассудной и отвергал ее категорическое неприятие моего лучшего друга.

– Бог ты мой, женщины – это сущий ад! – воскликнул Дерри во время нашей верховой прогулки в праздник подарков. – Вечно на что-нибудь жалуются!

– Ну, Клара-то наверняка не жалуется! – удивленно воскликнул я.

– Еще как! Все время стонет, как ей худо теперь, когда она беременна. Ну, по крайней мере, у нее, бедняжки, есть на что жаловаться.

– Но вы с Кларой счастливы?

– Разумеется, счастливы – почему бы нет? На самом деле брак не такая плохая вещь, и я буду горд от счастья, когда у Клары родится маленький.

Я промолчал. И хотя ничуть не сетовал, видя его везение, все же ничего не мог с собой поделать – завидовал, что у него такая скромная любящая жена и что весной у них родится ребенок. Мы с Сарой не были в ссоре, но, когда оставались одни, от нее исходил такой холод, что я по-прежнему предпочитал ночевать в своей гардеробной и уже начинал сомневаться в том, что она когда-нибудь подарит мне сына и наследника.

Но она оттаяла, когда Странаханы уехали с Маргарет в город. Мы снова стали спать вместе, и вскоре у нас появилась надежда, что она пойдет по стопам Клары. Но нас опять ждало разочарование. Как-то в марте я вернулся с верховой прогулки и обнаружил ее плачущей у себя в комнате.

– Не расстраивайся, – утешил я, когда она сообщила мне о том, что случилось. – Удача вскоре улыбнется нам. Нужно только проявлять терпение.

– Я уже устала проявлять терпение! – воскликнула Сара, слезы стекали по ее щекам. – Как я могу проявлять терпение, когда мама присылает из Америки одежду для ребенка и даже эта глупая маленькая Клара забеременела во время медового месяца.

Но Клара потеряла ребенка. Он родился рано и прожил всего несколько часов.

«В следующий раз повезет больше», – философски написал Дерри, но я знал, что он расстроен, потому что почти ничего не писал о политике. Я слышал разговоры о том, что его на следующих выборах могут выставить как либерального кандидата от Ланкашира, и он этим очень гордился.

– Если бы я только могла вернуться в Лондон, – плакала Сара. – У меня наверняка никогда не будет ребенка, пока я здесь такая несчастная!

– Моя бедная Сара…

Мужчине не нравится, когда его жена несчастна. Нужно было что-то придумать, чтобы она взбодрилась, и я пообещал съездить с ней в Лондон на пару недель. Стоял апрель, впереди – весь лондонский сезон, и, поскольку мы жили так тихо последние пять месяцев, я подумал, что мы оба заслуживаем вознаграждения.

Я не собирался играть в азартные игры с Дерри. Правда не собирался. Но вы знаете, как это бывает после бутылочки шампанского, когда другие снимают карты, когда все так рады твоему возвращению. И я в самом деле не планировал играть в «мушку», это глупая игра, за которую ни один серьезный человек в жизни не сядет. И в покер я играть не хотел, в эту чудовищную языческую игру, но тем вечером в клубе был один американец, а вы же знаете, что американцы просто без ума от покера. И еще вы знаете, как человек чувствует себя, сразу выиграв двадцать фунтов, а тут кто-то заказывает содовую и бренди, и в игральной комнате так тепло, уютно, удобно.

Я хотел остановиться после выигрыша. Я все рассчитал – собирался уйти, как только выиграю пятьдесят фунтов, но тут пошла такая жуткая карта, и я немного проиграл, всего два фунта. И конечно, после этого я уже не мог остановиться, и никто бы не смог, верно? Вы же знаете, какое это чувство при чарующем светло-желтом свете на зеленом сукне, когда крупье тасует карты и начинается совершенно новая сдача. Ведь тут что угодно может произойти, верно? И ты знаешь, что в итоге можешь выиграть, и просто обязан продолжать. Кто-то заказывает еще бренди, и скоро уже все утрачивает значение, тебя ничто не трогает, ты не чувствуешь боли, отчаяния, потому что остаются только карты. Ты видишь лишь то, как они ложатся, слышишь лишь звяканье монет и шелест бумажных денег, которые передвигают по столу к победителю.

Я не мог не продолжать.

Игра закончилась уже к рассвету. Я онемел, словно кто-то стукнул меня по голове рукоятью револьвера, но именно Дерри нашел кеб, который отвез нас на Курзон-стрит.

Перед тем как нам расстаться, он сказал:

– Я могу отдать тебе деньги, которые ты проиграл.