Тихо вздыхал лес, шелестя иголками. Дул ветер, вода плескала в ручье, шурша по камням. Стучало мое собственное сердце, Джемми сопел мне в шею. А я вдруг, сама не зная почему, испугалась: эти звуки были слишком громкими и могли навлечь на нас беду.

Джейми крикнул что-то на гэльском: не то вызов, не то приветствие. Слова показались мне смутно знакомыми, но на поляне никого не было – ни души. Воздух враз стал холоднее, свет потускнел, словно туча набежала на солнце, – только небо оставалось чистым. Джем заерзал у меня на руках, и я перехватила его покрепче, чтобы молчал.

Затем ветер переменился, унес с собой холод, и чувство опасности ушло. Джейми расслабил плечи, и заходящее солнце залило его золотом, озаряя нимбом рыжие волосы.

Он вытащил из ножен кинжал и решительно полоснул лезвием по правой руке. Закусив губу, я смотрела, как набухает на пальцах красная линия. Джейми выждал немного и вдруг взмахнул рукой так, что капли разлетелись веером, осеняя камень у истока ручья.

Положив кинжал, он перекрестился мокрыми от крови пальцами, встал на колени и медленно опустил голову, прижимаясь лбом к скрещенным на камне рукам.

Я и прежде видела, как он молится – на людях или, по крайней мере, в моем обществе. Сейчас же он полагал, что находится один, и смотреть на него коленопреклоненного, обнажающего душу, было неуютно, словно я подглядывала за неким действом, более интимным, нежели телесная близость. Надо сказать что-нибудь, подать знак – но я не решалась осквернить его ритуал. Я молчала, хотя была уже не просто зрителем – в моей душе тоже звучала молитва.

Слова рождались в сознании сами собой: «Господи, вверяю тебе душу раба твоего Джейми. Помоги ему, молю».

Джейми перекрестился и встал – и время снова потекло своим ходом. Я, сама не зная как, сделала первый шаг, спустилась по склону, цепляясь юбкой за траву. Джейми, ничуть не удивленный моему появлению, уже шел навстречу.

– Mo chridhe[38], – тихо сказал он, целуя меня. Отросшая щетина царапалась, кожа была ледяной после купания.

– Надел бы штаны. Замерзнешь.

– Сейчас. Ciamar a tha thu, an gille ruaidh?[39]

Как ни странно, Джем уже не спал, а хлопал большими синими глазами и пускал слюни, забыв обо всех своих капризах. Он потянулся к Джейми, и тот осторожно забрал ребенка, прижал к плечу и поправил съехавший набок чепчик.

– У нас растет зубик. Малыш вредничал, так что я решила, вдруг виски поможет… а дома не было.

– А, да. Сейчас все сделаем. У меня с собой.

Джейми подошел к горке своей одежды и выудил помятую оловянную флягу. Протянул ее мне, чтобы я открыла, а сам сел на камень, укачивая внука.

– Я была в солодильне. – Пробка выскочила с тихим чпоканьем. – Бочки там нет.

– Да, ее Фергус забрал. Давай я, у меня руки чистые.

Он вытянул указательный палец, и я плеснула на него из фляги.

– Зачем ему виски? – спросила я, усаживаясь рядом.

– Я велел взять, – расплывчато ответил Джейми и сунул палец ребенку в рот, потирая распухшие десны. – Вот так. Уже лучше, да? Ай!

Он осторожно выпутал пальчики Джемми из поросли на своей груди.

– Кстати…

Я потянулась к его правой руке. Джейми переложил ребенка на другой локоть и послушно расправил передо мной ладонь.

Неглубокий порез шел по подушечкам трех пальцев. Кровь уже запеклась, но я все равно плеснула на ранку виски и промокнула платком.

Джейми молчал. Когда я закончила и подняла голову, он встретил мой взгляд с легкой усмешкой.

– Все хорошо, саксоночка.

– Точно?

Он выглядел усталым, но совершенно спокойным. Хмурые складки, не сходившие с его лба последние дни, исчезли. Что бы Джейми ни затеял, все уже решено.

– Ты видела, да? – негромко уточнил он.

– Да. Это… это как-то связано с тем крестом возле дома?

– В каком-то смысле.

– Для чего он? – прямо спросила я.

Джейми поджал губы, продолжая тереть воспаленные десны внука. Наконец неохотно произнес:

– Ты не видела, как Дугал Маккензи объявлял сбор клана?

Я ужасно удивилась, но осторожно ответила:

– Нет. Я видела, как это делал Колум, когда принимал присягу в Леохе.

Джейми кивнул, вспоминая ту давнюю ночь.

– Да. Колум был лэрдом, и люди отзывались на его призыв. Однако на войну нас собирал Дугал.

Он помолчал немного.

– Мы частенько совершали набеги. Ничего серьезного – просто так захотелось Дугалу или потому, что выпивка в голову ударила… Маленькими отрядами, всего-то с десяток человек, чтобы отбить у соседей пару голов скота или украсть немного зерна… Но чтобы весь клан собрался на войну – это было редкостью. Я видел такое лишь раз – и не забуду никогда.

Сосновый крест он заметил сразу же, как только вышел во двор. Обитатели Леоха занимались своими делами, словно ни в чем не бывало. Однако в замке ощущалось волнение.

Мужчины, обсуждавшие что-то по углам, тут же делали вид, будто болтают о пустяках, едва Джейми подходил ближе.

– Пусть я и был племянником Колума, но в замке своим так и не стал, к тому же они слышали о моем деде.

Дедом Джейми по отцовской линии был Саймон, лорд Ловат, вождь клана Фрейзеров из Ловата, – давний недруг Маккензи из Леоха.

– Я понимал, что затевается что-то нехорошее. Постоянно ловил на себе странные взгляды, от которых волосы вставали дыбом.

Наконец Джейми явился в конюшню и нашел там старого Алека, главного конюха. Старик любил Эллен Маккензи и потому был добр к ее сыну.

– Это ж огненный крест, парень, – сказал он Джейми, бросая тому скребницу и кивком указывая на стойла. – Ты что, прежде таких не видал?

Он объяснил, что это очень древний обычай, которому сотни и сотни лет.

– Собирая горцев на войну, вождь ставит деревянный крест и поджигает, – говорил старик, распутывая скрюченными пальцами лошадиную гриву. – Огонь сразу тушат – кровью или водой, – однако крест все равно называют огненным. Его везут по землям клана как знак, что мужчины должны взять оружие и явиться к вождю.

– Да? И с кем же мы будем воевать? Куда мы отправимся?

Старик одобрительно повел бровями, услышав многообещающее «мы».

– Куда велит твой вождь, парень. Сегодня, например, против Грантов.

– Так оно и было, – рассказывал Джейми. – Вечером Дугал поджег крест и созвал весь клан. Крест облили овечьей кровью, и двое мужчин выехали с ним в ту же ночь. Спустя четыре дня в замок прибыло триста человек, вооруженных до зубов. И мы выступили против Грантов.