Но желание уже бушевало внутри Николь, сметая доводы рассудка и едва слышное чувство вины, она сама тянулась к нему, жадно обнимая руками.

Сорванная одежда, пылающая кожа, трепет первого прикосновения, бережное исследование, смывающее всякую нервозность. Глаза Тахира разгорались темным пламенем в ответ на нежный свет Николь.

Шальные взгляды, прерывистое дыхание. Время, застывшее на краю сознания. Тахир медленно двигался, сгорая от желания впиться пальцами в нежную кожу ее бедер, чтобы наверняка остались синяки. Удовольствие от обладания Николь, тягучее, острое и тяжелое, будило в нем ненасытного зверя, превращая томительное погружение в сладкую пытку. Тахир хотел продлить этот невероятный момент как можно дольше, но Николь между стонами жарко прошептала:

– Тахир! Еще…

Ее чувственный, охрипший от страсти голос снес остатки нежности. Невозможно сдерживаться, когда желанная женщина, распластанная и открытая, всхлипывает твое имя, приподнимая бедра в бесстыдном приглашении взять больше. Нежное скольжение сменилось неистовыми жесткими толчками. Тахиру необходимо было полностью окутать ее, достать до самой сердцевины, где сияло невероятное тепло души. Заполнить собой, слиться. И Николь отчаянно и покорно двигалась вместе с ним, таяла и металась, хватая ртом воздух.

– Моя, – говорили его глаза.

– Твоя, – тихо отвечала ее душа.

Он излил в нее все: любовь, необходимость и надежду. Николь, выгибаясь и содрогаясь от острой вспышки блаженства на грани боли, приняла его целиком.

Несколько минут они молча лежали в обнимку под ленивый шепот догорающего огня в камине. Тахир повернулся к Николь и нежно ее поцеловал. Она улыбнулась и прижалась к нему.

– Знаешь, только сейчас вспомнила, что у нас в сказках была живая и мертвая вода. Мертвая вода стягивала раны и сращивала кости, а живая возвращала душу.

Николь замолчала, взволнованная открытием. Тахир то рассеянно перебирал ее волосы, то рисовал пальцами узоры по коже вокруг ее позвонков.

– Потому у джамалий так высушена земля на многие километры вокруг, потому они не выращивают травы сами. Потому и самые сочные, самые ценные растения находятся в Белых землях. Черная кровь – это начало. Ярость и жажда. Бешеная звериная сила, земная энергия, дающая жизнь. Боль, ненависть, и все же вы – кровь этого мира.

Николь подняла лицо и бесстыдно прошептала:

– Потому что наслаждение и страсть тоже из этой серии.

Тахир вдруг рассмеялся:

– Вот теперь верю, – и глубоким низким голосом добавил: – Разве не после страстного секса получается новая жизнь?

Николь коротко кивнула и вывернулась из его рук. Уселась перед огнем, прижав к груди колени.

– Невероятный мир. А до меня дошло лишь слабое эхо в виде искаженных легенд да перепетых сказок. И я даже догадываюсь, какой народ в итоге сохранил большую часть традиций Гоанка.

Тахир молча слушал, пытаясь разгадать непонятную тоску, почудившуюся во всем поведении девушки, неуловимое прощание с чем-то очень важным.

– Переживаешь, что у тебя детей не будет? – спросил он первое, что пришло в голову.

Николь мотнула головой, словно отказываясь говорить на эту тему. Но Тахир успел понять, что этот вопрос не сильно задевал ее.

– Не понимаю, к чему бессмысленно уничтожать магию мира? – продолжала шептать она, вглядываясь в огонь. – Неужели Одасо не видит, что он и себе подписал приговор?

Тахир нахмурился и схватил ее за плечи, разворачивая к себе. Встряхнул так, что у Николь аж зубы лязгнули.

– Посмотри на меня!

Николь в смятении закусила губу.

– Говори и не смей мне врать!

Николь поежилась от глухого пробирающего рыка и криво улыбнулась, понимая, что она неспособна что-либо скрыть от его едкого взгляда.

Тахир имеет право знать. Особенно теперь.

– Я умру при любом раскладе, – прошептала Николь, опуская взгляд. – Либо он победит, либо я его уничтожу. И тогда исчезнет мое будущее, из которого я пришла. У нас называют это эффектом бабочки.

У Тахира недобро сузились глаза:

– Зачем тогда менять что-то, если будущее есть?

– Я не желаю миру такого будущего, – упрямо ответила Николь, – хочу дать ему шанс сохранить свою гармонию, свою магию. Она прекрасна! Слишком прекрасна.

По щекам Николь текли слезы.

– Когда Одасо начал уничтожать джамалий, он обрек магию мира на угасание.

Тахир прижал к себе вздрагивающую Николь, не в силах что-либо сказать.

– Тогда в Тумане у меня были видения, большинство из которых я не поняла, какие-то забыла, а часть переврала в своей голове, – все продолжала шептать девушка. – А теперь словно заново их вижу. Храмы джамалий, ритуал угощения пирогами. Особенно запомнилось, как женщина ладонями гладила черного дракона, а тот счастливо жмурился в ее руках.

– Я его понимаю, – прошептал Тахир, баюкая Николь, девочку, которая, похоже, прыгнула к нему в постель вовсе не из любви, а лишь из страха перед смертью. Тахир неслышно усмехнулся: раз дервин является источником жизни, значит, он всю ночь будет наполнять ее своей любовью, пока не насытит жаждой жизни до предела. Кто знает, может, это даст им обоим шанс на будущее.

Тахир склонился над Николь и нежно поцеловал, увлекая в очередной танец любви. В этот раз все будет иначе. Медленнее, чувствительнее и безумнее. Он стиснул зубы от неистового желания подчинить себе каждую клеточку ее тела, стереть с него все, что было «до»…

– Научи меня ругаться.

– Мм-м? – удивился расслабленный Тахир и протянул мне чашку с дымящимся чаем.

Я старалась отключить голову и просто верить ощущениям. Не страхам, не заполошным мыслям, говорящим на языке испуга, а телу. Пусть что-то внутри меня билось в ужасе от идеи идти в Белые земли вот так, без оглядки, без настоящего понимания, что там ждет, но я позволила себе просто быть. Быть здесь и сейчас – женщиной, которую любят. Не жаждут, не пьют, не присваивают.

От мысли, что все может быть иным, у меня захватывало дух, и кружилась голова. И я инстинктивно разделилась – одна часть меня волновалась, переживала и слишком много думала, а другая наслаждалась ласковой тишиной, словно не мне завтра уходить в Белые земли, не мне вступать в пугающую и слишком невозможную жизнь. Завтра я стану чертовым цветком и буду просто «расти вверх». Просто идти вперед в надежде, что не собьюсь с шага. А сегодня…

– Я хочу напиться и выругаться, как чернорабочий, есть ведь у них какие-то особые выражения?

Тахир уселся рядом и одной рукой притянул меня к себе.

Кого я обманываю: неведомое будущее пугало меньше, чем то, что происходило сейчас между мной и Тахиром. Безумное, волнующее, с ноткой горечи, от которой хотелось немедленно сбежать. Но мужские сильные руки так крепко держали меня за плечи, за бедра, за самое сердце, что мне оставалось лишь покориться.