Энгельберт склонился к брату и тихо проговорил:

– Ну что, никак не можешь удержаться, да? Обязательно надо устроить спектакль?

– Ты же тоже слышал, какой поток дерьма они на него лили!

– Это всего лишь слова. Вспомни, как Танкред позволил Аргану молоть языком, а сам и бровью не повел.

– Тоже мне сравнил! Эти солдаты в его подчинении. Что будет с дисциплиной, если другие услышат, что они несут? К тому же я не выношу, когда о нем такое говорят. Когда умерла Вивиана, он единственный по-настоящему поддержал меня… – Он внезапно осекся, поняв, что говорит не то. – Ну, не считая тебя, конечно…

Энгельберт не нашелся что ответить. Льето мысленно обругал себя за то, что ляпнул, не подумав; даже если брат не подал виду, он все же наверняка был задет его словами. Однако Льето и не взял их обратно. Ведь он просто сказал, как было.

* * *

Приведение приговора в исполнение привлекло меньше народа, чем вчерашний процесс. Неслыханная суровость наказания охладила многих любителей подобных зрелищ, во все времена сбегавшихся к виселицам в дни казней. Однако небольшая толпа все же ждала у шлюза выброса. Я встал немного в стороне, чтобы не смешиваться с этими стервятниками.

Отряд военной полиции выехал на палубу и между заграждениями, удерживающими зрителей, покатился по направлению к рельсу. Вагончики остановились, двери открылись, и оттуда вышли люди, несущие нечто вроде цилиндрического гроба. При виде его шум в толпе усилился. Простые добрые люди выкрикивали оскорбления в адрес приговоренного, обзывая его «грязным еретиком», или «отродьем Сатаны», или же более прозаически «подонком» – те, кому не хватало словарного запаса.

Торжественно неся кессонную камеру, солдаты двинулись к рельсу; перед ними шествовал бубнящий молитву священник. Все это сильно смахивало на похороны, но находящийся в гробу человек-то был жив.

Процессия замерла перед рельсом, по которому мой друг будет выброшен в пространство. Аккредитованный журналист Интра воспользовался этой остановкой, чтобы сделать несколько фотографий. Священник повернулся к гробу и подал знак, чтобы его поставили вертикально. Толпе следовало увидеть приговоренного перед тем, как от него избавятся таким же способом, каким избавляются от отходов. Эффективное правосудие – то, которое поражает умы.

Солдаты медленно подняли металлический цилиндр, и все увидели расположенное наверху окошко.

Это было как если бы во время показа фильма отключили звук. Увидев за круглым бронированным стеклом лицо Косола, злобная толпа вмиг замолкла. Лицо человека, который столь гордо и достойно держался в суде, теперь превратилось в орущую что есть мочи сплошную маску ужаса, хотя ни один звук не доносился до нас. Его черты искажал такой дикий страх, что все видевшие это оцепенели.

С заледеневшим сердцем я предпочел закрыть глаза, лишь бы избавиться от чудовищного зрелища друга на пороге его мучений. Я почувствовал, как по щекам побежали слезы. Слезы ярости.

Священник снова принялся читать молитву.

Вчера, придя в Алмаз, я еле сдержался, чтобы немедленно не рассказать Паскалю о своей недавней встрече. Осторожность требовала обсуждать такие вещи только внутри Инфокосма Нод-2. Он сразу заметил, что со мной что-то не так, но решил, что это из-за суда. Кстати, отчасти он был прав.

Едва подсоединившись к матрице, я сразу же направился к его зоне, плывя над многоцветными волокнами данных. Прежде всего я описал ему, как прошло заседание. Его реакция на приговор не отличалась от моей. Хотя его кукла-аватар не выражала никаких эмоций, я без труда догадался, что он чувствует. Потом я перешел к странной встрече, произошедшей сразу после суда. А вот тут, напротив, его реакция была намного радикальнее моей.

– Тебя просто водили за нос, если хочешь знать мое мнение. Парень ломал комедию с единственной целью – втереться к нам в доверие.

Как же он действует мне на нервы, когда становится таким безапелляционным!

– Если бы ты его видел, то не был бы столь категоричен, – ответил я, стараясь сдержать раздражение. – Вначале я тоже так подумал и даже решил, что имею дело с простым легионером, который только ищет предлога, чтобы задать мне взбучку. Но быстро понял, что ошибся.

– И как же?

– Не знаю… по мелким деталям. Не берусь утверждать, что ему можно доверять, но готов поклясться, что его действительно что-то мучает. В таких делах не притворишься.

– А я-то считал, что ты не так наивен.

Ну до чего упрямый!

– Я не считаю себя тонким психологом. И тем не менее, поверь, ни один легионер не способен на подобные переживания.

Я прекрасно сознавал всю слабость своих аргументов, и Паскаль тоже.

– Абсурд какой-то. Ни один солдат не способен на переживания. Такова их природа.

– Да-да, ты прав. И все же напомню, что он не такой солдат, как все. Он аристократ, из очень высокопоставленной семьи. Нет ничего невозможного в том, что человек вроде него по-другому реагирует.

– Тем более: не стоит пускаться в откровения с племянником одного из военачальников! Остальные члены группы поднимут нас на смех!

На самом деле очень может быть. Мы топтались на месте, пора было принимать решение.

– Послушай, ну что такого, если я схожу на встречу и посмотрю, чем он дышит?

– Ты здорово рискуешь.

– Не думаю. Если бы я был на заметке у тайной полиции, они бы меня уже арестовали. Для чего им играть со мной в прятки? Ты прекрасно знаешь, что они заставили бы меня разговориться другими способами.

Паскаль не ответил. Я все-таки заработал несколько очков.

– Конечно, человек, настолько близкий к командованию, может быть нам полезен, – в конце концов признал он. – Но придется действовать с крайней осторожностью. Ты должен получить от него максимум информации, а ему выдать как можно меньше.

– Само собой. Я тоже так думаю.

– Ты предупредил остальных?

– Еще нет, не успел. Отправлю сообщение Саншу.

Аватар Паскаля кивнул. Я добавил:

– Кстати, прямо перед тем, как его уволокла стража, Косола что-то кричал о тайне или вроде того. У тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что он имел в виду?

– Хм… вообще-то, никаких.

Он ненадолго задумался.

– Я знаю, что он уже давно вел одно расследование. И хотел рассказать об этом на следующем собрании группы. Похоже, его это очень тревожило, но он не уточнял, о чем идет речь.

– Вот дерьмо! Наверняка прямо перед арестом он раскрыл какие-то важные сведения!

Мне сразу же стало стыдно, что меня вроде как больше занимает утрата этой информации, а не потеря нашего друга. Паскаль тактично сделал вид, что ничего не заметил.