Он словно постарел на несколько лет. Теперь ему можно было дать не только все его тридцать восемь, но и больше — сорок с лишним. Он сидел совершенно неподвижно. Словно статуя. Сидел на том самом месте, где она умерла. Смотрел в пустоту.

Катя не знала, сколько прошло времени, — шелохнуться, дохнуть боялась. Ей отчего-то жутко было представить, что он заметит ее. Наконец он пошевелился. Хотел встать со своей соломы. Что-то, видимо, мешало ему в кармане куртки. Он вытащил какую-то вещь и вдруг, сильно размахнувшись, швырнул ее за фургон. Катя услышала глухой стук. Она запомнила место.

После беседы с администратором, при которой присутствовали Баграт Геворкян и вернувшийся акробат Волгин (они сначала хотели уйти, но отчего-то задержались в администраторской),уже перед самым началом представления, Катя бегом вернулась к конюшне. Там уже суетились служители, выводили лошадей из стойла. Конный номер стоял в программе одним из первых. Катя протиснулась в узкую щель между фургоном и забором. Она должна была знать, что он выбросил. Шарила вслепую среди мусора — пустых банок, жестянок, прошлогодней листвы, сухих веток. И наконец нашла.

Это была та самая игрушка — пластмассовые клыки «человека-пантеры». Катя сжала их в кулаке. Она почувствовала, как клык уколол ей ладонь.

С раннего утра Колосов находился в Стрельне.

Операция «Цирк» началась задолго до появления Кати в шапито. И для начальника отдела убийств время в этот день тянулось убийственно медленно.

«Никакого движения, — докладывали по рации сотрудники оперативно-поискового отдела, осуществлявшие наблюдение. — Пока все спокойно».

Что в принципе так оно и должно было быть.

И спокойствие могло длиться вечность. Никто ведь не давал никаких гарантий, что их план сбудется. Правда, многое, конечно, зависело от Кати и Коха. Однако главное слово по-прежнему оставалось за тем, кого они искали все эти одиннадцать дней, но так, пока и не нашли.

Сам Колосов появляться в цирке не планировал.

Это могло лишь повредить делу, но…

Этот неожиданный и странный звонок выбил его из колеи.

На Стрельню накатывали летние сумерки. До начала представления в шапито оставалось всего четверть часа. И в этот момент на мобильный Колосову позвонил Генрих Кох. Номер он получил при освобождении непосредственно от Никиты для связи в экстренном случае.

— Я из администраторской. Долго не могу говорить, — сказал он тихо, быстро, тревожно. — Немедленно приезжай. Я кое-что обнаружил. Кажется, важное.

— Что? — спросил Колосов.

— Не телефонный разговор. Приезжай сам — увидишь. После нашего номера иди за кулисы, раньше я не смогу освободиться. Иначе что-то заподозрят. Я сам тебя найду.

И — дал отбой.

Колосов посовещался с коллегами. У всех было ощущение, что они стоят на пороге каких-то событий.

К началу Никита опоздал. Билетерша тетя Кася пропустила его даже без удостоверения — узнала, едва взглянув. Колосов чувствовал исходящее от нее жгучее любопытство и настороженность. Вспомнил, как кто-то — кажется, балабол Воробьев — говорил ему: «Вы, уважаемый, стали для нас плохой приметой. Едва вы у нас появляетесь, кого-то отправляют на тот свет!»

Прежде чем зайти в шапито, Никита бросил взгляд на фургон в глубине двора, где содержали «смешанную группу хищников». Там сновала уйма народа — готовился номер Разгуляева. Среди рабочих мелькала квадратная фигура Коха. Но помощник дрессировщика был занят.

И Никита отправился пока что в зрительный зал.

Полутьма, притушенные огни. Высоко над головой вращается зеркальный шар — блики его, как серебряный дождь, скользят по рядам притихших зрителей.

Под куполом воздушные гимнасты Волгины. Музыка нежная, тревожная. Трепетная, одним словом.

Пригибаясь, Колосов быстро поднялся по лестнице, стремясь найти свободное место в задних рядах, чтобы, когда зажгут свет, манеж и зал были как на ладони. Где Катя? Последние сведения о ней, переданные перед началом представления ему в машину по рации от наблюдателей, сообщали, что она среди зрителей.

Когда вспыхнул свет, он увидел ее. Катя сидела в третьем ряду на противоположной стороне. Смотрела на арену. А на три ряда выше ее Колосов увидел двух своих сотрудников. В джинсах и застиранных футболках, с бутылками пивка, они походили на подвыпивших гуляк или на «челноков», решивших после трудового дня на ярмарке маленько поразвлечься.

А у самого прохода с противоположной стороны сидели трое «лиц кавказской национальности». Это были одни из лучших сотрудников оперативно-поискового управления. Но вид сейчас имели такой, словно только что продавали с колес у Стрельни азербайджанские арбузы.

Представление Никита видел и не видел. Видел в основном Катю там, на противоположной стороне…

Старался, правда, следить, нет ли в программе изменений, все артисты сегодня работают или кто-то отсутствует. Но это получалось с трудом. Мысли его неотступно вертелись вокруг звонка Коха. Что еще стряслось? Почему он так срочно и так настойчиво вызвал его сюда? Что он обнаружил?

Программа шла своим чередом. В ней не участвовал лишь Баграт Геворкян. Его место заняла та самая реприза Романа Дыховичного «Пьяный на манеже».

Никита, машинально наблюдая за клоуном, отметил, что тип этот, несмотря на свое отнюдь не бутафорское пьянство, чрезвычайно ловок, подвижен и очень силен. Для того чтобы проделывать такие головокружительные кульбиты, антраша и кувырки, так рискованно падать и так пружинисто вскакивать, нужны были архитренированное тело и железная мускулатура.

После номера Липского, где дрессированная слониха, как и прежде, бросалась «кирпичом», а Гошка-"подсадка" кружил на роликах, наступил короткий антракт. Из динамиков жизнерадостно гремело «Любэ», рабочие на манеже в пожарном порядке монтировали клетку. По цирку сновали продавцы мороженого, пива, чипсов и жевательной резинки.

Вот свое место у боковой двери клетки занял Генрих Кох. А потом марш, барабанная дробь как горох.

Свет на мгновение погас, затем вспыхнул ослепительно ярко. И на манеж вышел Валентин Разгуляев.

По рядам волной прошли аплодисменты. Разгуляев приветствовал публику. Казалось, он внимательно оглядывает зал. Тут с лязгом поднялся решетчатый заслон, и по тоннелю один за другим резво выскочили на арену пять леопардов и черная пантера. Рассадив зверей по тумбам, Разгуляев попятился к боковой двери. И они с Кохом о чем-то быстро заговорили.

Точнее, как видел Колосов, говорил Кох, Разгуляев кивнул, точно соглашаясь. А потом — быстрый жест — он дружески толкнул своего помощника кулаком в плечо, попал, правда, в сетку. И они сразу же разошлись. Разгуляев — на середину манежа в полукруг стерегущей его «группы смешанных». А Кох быстро переместился от двери ближе к выходу в тоннель. Если бы Никита мог увидеть со своего места, он бы понял, что именно там к крану подключен брандспойт.