Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуточку сложнее было с юристом фирмы Юлией Макаровой, той самой, что познакомилась с Сашей во время «случайной» встречи в подвальной камере районного суда.
Еще в самом начале, когда было возбуждено уголовное дело и Аникееву тут же стало об этом известно, он посоветовал своему юристу Макаровой пожить, временно, конечно, у своей матери. Беспокоился начальник отнюдь не о своей подчиненной, а просто опасался, что она, по-бабски, может что-то лишнее про него сболтнуть. Привыкшая за годы работы выполнять распоряжения шефа беспрекословно, Юля перебралась к матери. Жила она до этого с дочерью на съемной квартире. Когда Макарову арестовали, ее обвинили в том, что она умышленно скрывалась от следствия. Парадокс ситуации заключался в том, что в съемной квартире Юля зарегистрирована не была, а напротив — местом ее официальной регистрации значилась та квартира, где они некогда проживали всей семьей и куда теперь снова перебралась она вместе с дочерью. Но эти подробности, как на следствии, так и в суде, понятное дело, никого не интересовали. Уверения Юли, что она никуда не скрывалась, жила по месту прописки, как и прежде, ежедневно ходила на работу, никто не слушал и не слышал. Вывод государственный обвинитель сделал однозначный — скрывалась от следствия, значит, виновна. К тому же, полагал прокурор, Макаровой, имеющей юридическое образование, схема незаконного оформления земельных участков должна была быть известной.
***
Воспевая в своей «Одиссее» богиню правосудия Фемиду, Гомер дал ей в руки меч как символ духовной силы и завязал глаза, чтобы продемонстрировать таким способом неподкупность и беспристрастность в суждениях. У российской Фемиды, в отличие от древнегреческой, свои особенности, с позволения сказать, аксессуары. Карательные органы и меч используют по одному, исключительно карающему назначению. Что же касаемо повязки, то она очень даже прекрасно позволяет не видеть того, что видеть не хочется, но ничуть не мешает видеть все, что надо. Купюры — в особенности. Появился у современной российской Фемиды и новый, как говорится, в полном соответствии с прогрессом, аксессуар, о котором не ведал одряхлевший Гомер. В ушах нынешней богини российского кривосудия, точнее — ее служителей, появились внешне никому не видимые беруши. Надо полагать, что эти затычки произведены из бетона самых крепких сортов. Ибо те, кто вершит кривосудие, научились не слышать ничего такого, что свидетельствует в пользу обвиняемого, или подсудимого.
Глава сороковая
Николай Архипович Аникеев находился на грани нервного срыва. Он уж бился в истерике, кричал своему адвокату, что не может больше выносить этой тюремной пытки, что покончит с собой, требовал немедленного освобождения из следственного изолятора. На любых, кричал он, условиях. Сказано же в Писании, что, если Всевышний хочет наказать человека, Он лишает его разума. Чувство реальности происходящего покинуло Аникеева. Он не понимал, потому что отказывался понимать, что происходит.
…А как славно все складывалось. В Москву Николай Архипович приехал вместе с губернатором своего края. Губернатор к тому времени от должности своей получил все, что желал, и даже сверх того, и подумывал о том, чтобы перебраться в Москву. Сам он шумный и, как считал, бестолково-суетной этот город не любил. Но внучка, обожаемая внучка, она грезила столичной сценой, славой певицы, телевизионными шоу, светскими «тусовками», поклонниками и всей прочей мишурой, что делает жизнь звезды яркой и неповторимой, и что возможно получить в полной мере только в столице. Губернатор, отличавшийся суровым нравом, а порой и свирепостью, одним рыком своим способный довести подчиненных до инфаркта, становился покорным и даже, чего представить уж вовсе было невозможно, нежным, когда речь заходила о его внучке. Ради нее он готов был на все, даже на переезд в суматошную Москву.
В планах высокопоставленного чиновника Николаю Архиповичу отводилось определенное место: губернатор намеревался, используя свои связи, получить разрешение на строительство элитного дома в одном из центральных районов Москвы, а также земельного участка в ближнем Подмосковье, где можно возвести загородный дом. Осуществить этот проект, так сказать, воплотить его в жизнь, должен был Аникеев, что сулило ему помимо губернаторской расположенности еще и определенную прибыль. Дня через три после их приезда губернатор примчался в гостиницу явно чем-то взволнованный.
— Ну, брат, скажу тебе честно, я сам не ожидал такого поворота. Сегодня вечером нас с тобой примет Сам. — Он произнес это слово с таким придыханием, что Аникеев подумал, что их ждет аудиенция, по крайней мере, у премьер-министра.
Услышав такое предположение, губернатор рассмеялся:
— А на что нам премьер-министр? — хмыкнул он. — Разве от него что-нибудь зависит? Все решает аппарат. Нет, бери выше. Мы с тобой сегодня встретимся с человеком, у которого реальная власть в руках.
Так Аникеев предстал пред светлы очи Патрона. Планы губернатора Патрон скорректировал по-своему. Он предложил, читай — повелел, строить дом не просто элитный, а по особому проекту. А за городом выстроить не дом для губернатора, а целый жилой поселок, где, как он высказался, поселятся «люди нашего круга».
— Потяните? — спросил Патрон Аникеева, — или помощь нужна?
— Потянет, потянет точно, — поспешно заверил губернатор. — У Николая Архиповича огромный опыт строительства, ему по плечу любой проект. Не то что поселок — город может выстроить.
Уже когда они сели в поджидавший их лимузин представительского класса — эдакая гостиная на колесах, губернатор достал из бара бутылку коньяку и, сделав изрядный глоток, пробасил:
— А ты ему понравился, точно тебе говорю, понравился. У меня глаз наметанный. Ты думаешь, ему эти квартиры нужны, которые он в новом доме заберет, или коттеджи эти сраные? Да для него это — тьфу, плюнуть и растереть. Он тебя испытать решил. Так что ты держи нос по ветру. Вытащил ты, брат, счастливый лотерейный билетик, не упусти его. Я, Коля, не пророк, но скажу тебе верно — собирай чемоданы, заберет тебя Патрон сюда, в Москву.
— А как же вы? — проявил верноподданническую озабоченность Аникеев.
— Ну так я тоже вскорости сюда переберусь, так что рядом будем. Надеюсь, не забудешь, кто тебе дорогу в столицу открыл и с таким человеком познакомил. Может, и мне, коли понадобится, в чем поможешь.
— Целиком и полностью можете на меня рассчитывать в любой ситуации, — как ему самому казалось, искренне заверил Аникеев. — Я добро умею помнить.
Нет, не умел он, или разучился, помнить добро. И когда несколько лет спустя бывший губернатор, теперь уже пенсионер, обратился к нему с просьбой,