– Но самое ужасное – это то, что… что… врач в больнице предполагает, что Луиза, возможно, была… подвергнута сексуальному насилию. – Слезы отчаяния бежали по лицу Эммы, не останавливаясь, как будто у нее внутри прорвалась дамба. – У нее гематомы на внутренней стороне бедер и во… во влагалище. И это не от падения с пони. Флориан взорвался, когда врач это сказала, и с тех пор он больше не звонил. Я ведь не могу давать ему Луизу каждый второй выходной, если я боюсь, что он может с ней что-то сделать!

Она рассказала Корине и Саре об изменившемся поведении Луизы, о приступах ярости, которые она не может сдержать, об агрессивном поведении в детском саду, о фазах ужасающей летаргии и о разрезанном плюшевом волке.

– Я разговаривала с психотерапевтом из Организации по оказанию психической и психологической помощи девочкам и многое прочитала в Интернете, – сказала она дрожащим голосом. – Такие расстройства поведения являются типичными признаками, которые проявляет такой маленький ребенок, как Луиза, в случае сексуального насилия. Это расстройство личности, вид защитной реакции психики, так как ребенок в своей собственной семье больше не чувствует себя уверенно.

Она высморкалась и посмотрела на своих шокированных подруг.

– Вы понимаете, почему я так боюсь оставлять теперь Луизу одну? И я совсем не знаю, что будет, когда появится ребенок и я не смогу уделять внимание только Луизе.

– Что говорит об этом Флориан? – спросила Корина. – Ты сказала ему прямо в лицо, что подозреваешь его в сексуальном насилии?

– Нет! Когда я могла это сделать? Я видела его в последний раз, когда он привез Луизу в больницу.

– Давай я поговорю с ним? – предложила Корина. – Все-таки он мой брат.

– Да, наверное. – Эмма пожала плечами. – Я тоже не знаю, что можно сделать. Я вообще больше ничего не знаю.

– Сейчас попытайся сначала успокоиться, – посоветовала Сара и сочувственно погладила Эмму по руке. – Заботься о Луизе, не навязываясь ей. Пребывание в больнице – это очень травмирующий опыт для детей ее возраста, и даже если ты много времени проводила с ней, она все равно неожиданно оказалась в окружении чужих людей. Ей потребуется пара дней, пока она опять привыкнет к своему дому. И все будет опять хорошо.

– Я пойду сейчас к ней. – Эмма вздохнула и поднялась с места. – Спасибо за ваши подарки. И спасибо, что выслушали меня.

Она обняла сначала Сару, потом Корину и проводила их до двери. Когда обе ушли, Эмма глубоко вздохнула и пошла в детскую комнату. Луиза сидела на полу в углу комнаты, и когда Эмма вошла, даже не подняла глаз. Она поставила в CD-плеер диск и слушала свою любимую сказку про Золушку. Девочка сидела спокойно, положив большой палец в рот, и казалась почти апатичной.

– Ты хочешь кекс? Или яблоко? – спросила мягко Эмма и села напротив нее на ковер.

Луиза молча покачала головой, не глядя на нее.

– Давай позвоним дедушке и бабушке, чтобы они с тобой поздоровались?

Луиза вновь отрицательно покачала головой.

– Давай немного поболтаем?

И вновь отрицательный ответ.

Эмма растерянно и озабоченно смотрела на свою маленькую дочку. Как хотела она помочь ей, уверить ее в том, что с ней она в безопасности и не должна ничего бояться, но Сара, наверное, была права в том, что ей не следует навязываться.

– Можно я останусь здесь и послушаю с тобой «Золушку»?

Луиза пожала плечами. Ее взгляд блуждал по комнате.

Некоторое время они сидели молча и слушали сказку.

Неожиданно Луиза вынула палец изо рта.

– Я хочу, чтобы приехал папа и забрал меня, – сказала она.

Вся команда отдела К2 в напряжении сидела перед телевизором в кабинете доктора Николя Энгель. И хотя у каждого из них позади был трудный долгий день, все были бодры и с любопытством ждали участия Боденштайна в программе «Дело № XY». В среднем передачу смотрели семь миллионов телезрителей. В период отпусков аудитория, конечно, сокращалась, но это была возможность выйти на широкие круги общественности.

Так как о девушке, найденной в реке, было слишком мало информации, не имело смысла снимать установочный план, зато по делу Ханны Херцманн имелся уже готовый для съемки материал. Боденштайн был как раз первым, и когда он появился в кадре, в кабинете советника по уголовным делам можно было услышать, как пролетит муха. Пия не могла как следует сконцентрироваться на выступлении шефа, который по своему красноречию и деловитости ни в чем не уступал ведущему, в отличие от большинства других коллег, которые от нервозности часто казались неловкими и беспомощными. После разговора с Лутцом Альтмюллером в голове Пии царил полный хаос. Иногда ей казалось, что она совершенно отчетливо смогла ухватить главное, потом обрывки информации вновь перемешивались в страшную путаницу. Минимум два человека, которые находились с ней сейчас в одном помещении, могли бы привнести ясность в ее мысли. Николя Энгель была руководителем отдела К2 во Франкфурте, когда при полицейском налете в квартале «красных фонарей» были застрелены осведомитель и двое членов банды «Короли дороги». А Катрин, по меньшей мере, знала имя Эрика Лессинга.

Всю вторую половину дня Кристиан, Джем и она проверяли истории болезни в картотеке Леонии Вергес в поисках каких-либо улик, но все было напрасно. Они то и дело натыкались на трагические и удручающие судьбы женщин, подвергшихся сексуальному насилию и получивших психические и психологические травмы, но не было ничего, что указывало бы на связь с Ротемундом, Принцлером или Ханной Херцманн.

На экране появилась фотография Килиана Ротемунда. Это был действительно интересный мужчина, а его голубые глаза были настолько необычными, что казалось невероятным, чтобы его никто нигде не заметил. А что, если он на самом деле безвинно стал жертвой коварного заговора? Пия попыталась представить себе, как бы она себя повела, если бы узнала, что ее близкий друг, с которым у нее был конфликт, оказался педофилом. Как бы она отреагировала, если бы он уверял ее, что невиновен? Поверила бы она ему вопреки имеющимся противоречиям? Пия задумчиво смотрела на экран, на котором как раз появился номер телефона для сообщения полезной информации.

– Я пойду быстренько вниз, покурю, – сказала Катрин, сидевшая рядом с ней, и встала с места.

– Подожди, я пойду с тобой. – Пия взяла свой рюкзак и тоже поднялась. У Кая поблизости был телефон на тот случай, если действительно поступят звонки по какому-нибудь из дел, о которых заявил Боденштайн, и их переведут на его номер. Пия вслед за Катрин спустилась вниз по лестнице до подвала и перед помещением, которым редко пользовались, вышла на улицу.

– Шеф вполне мог стать актером, – заметила Катрин и закурила. – Мне кажется, окажись я перед камерой, ни одного толкового слова не сказала бы.

– Надеюсь, это принесет плоды.

Пия тоже закурила и прислонилась к стене. Хотя она встала сегодня в начале четвертого утра, она не чувствовала никакой усталости. Ее воодушевляло предчувствие того, что она, возможно, находится в миллиметре от прорыва, которого они все ждали и благодаря которому их расследование могло принять совершенно иной поворот.