Шестнадцатого сентября 2008 года Рэй Одиерно сменил Петрэуса в качестве командующего многонациональными силами в Ираке. Непосредственно перед церемонией смены командования я произвел Рэя в полные генералы – эта церемония транслировалась по видеоканалу из штаб-квартиры во дворце аль-Фав в Багдаде, так что жена и близкие Рэя, приглашенные в Пентагон, могли наблюдать посреди ночи за торжеством. Я прикрепил на униформу Одиерно заслуженных четыре звезды, а затем уголком глаза, заметил, как он исподволь отрывает «липучки» и переворачивает нашивку нужной стороной вверх[68].

Прилетев в Ирак ради передачи командования, я встретился с аль-Малики. Тот выразил беспокойство: если мы не сможем достичь соглашения о статусе сил и американские войска покинут Ирак, «ситуация серьезно осложнится. Нам необходимы американские войска, по крайней мере на некоторое время. Если они уйдут, мы лишимся всех успехов и достижений». Он сказал, что в интересах Ирака сохранить американское военное присутствие и «долгосрочные отношения». На самом деле все ключевые иракские лидеры хотели заключить соглашение – просто никто не хотел первым сообщить об этом публично.

Третьего ноября, за день до президентских выборов в США, я принял участие в совещании в Белом доме по поводу окончательного варианта соглашения. Иракцы предложили 120 поправок, из которых всего три или четыре были по-настоящему важными. Мы внесли некоторые изменения и через несколько дней в последний раз отправили текст договора иракцам. Переговорный процесс завершился – как минимум для Соединенных Штатов. Оба соглашения – СРС и ССС – были подписаны 17 ноября 2008 года послом Крокером и министром иностранных дел Ирака Хошияром Зибари в Багдаде. По условиям ССС, вооруженные силы США должны были покинуть все иракские города и деревни к 30 июня 2009 года, а полный вывод сил США должен завершиться к 31 декабря 2011 года. В Багдаде 14 декабря 2008 года президент Буш и премьер-министр Малики ратифицировали этот документ.

Наблюдая за церемонией подписания по телевидению, я испытывал колоссальное облегчение. Если вспомнить жуткие условия, с которых все начиналось в Ираке в конце 2006 года, мы прошли долгий путь. Ситуация с безопасностью в Ираке резко улучшилась, и пусть иракские политики погрязли в коррупции и ожидать благоприятных перемен в этом отношении вряд ли стоит, теперь они ведут дискуссии в парламенте и улаживают свои разногласия без стрельбы друг в друга. Намечены конкретные сроки окончания военного присутствия США в Ираке, но благодаря соглашению мы получили еще три года, чтобы помочь стабилизировать ситуацию в стране и обучить местную армию. Завершение нашей военной миссии в Ираке не станет следствием политических неурядиц или, что хуже всего, военного поражения – нет, это будет передача полномочий демократически избранному правительству, которое опирается на обученную американскими инструкторами армию. В декабре 2008 года (и позже) я был уверен, что мы должны и далее в той или иной степени оставаться в Ираке после 2011 года, стать партнером иракцев в борьбе с терроризмом, продолжать обучение иракской армии, даже если это потребует новых соглашений.

Учитывая, сколь трудными были переговоры по ССС в 2008 году, и принимая во внимание едва не случившийся отказ иракского парламента утвердить этот документ, мне следовало быть более реалистичным в своих прогнозах, касающихся военного присутствия США в Ираке после 2011 года и тех проблем, с которыми мы столкнемся. Для многих иракцев мы были и навсегда останемся оккупантами и захватчиками, а вовсе не освободителями. С другой стороны, нравимся мы им или нет, нам удалось открыть для них совершенно иное – яркое – будущее (за которое заплатили очень высокую цену и сами иракцы, и американцы).

Не меньше я горжусь тем, что было достигнуто с января 2007 года на внутреннем поле боя, в Вашингтоне, округ Колумбия. Петрэус говорил мне, что операцию «Большая волна» необходимо дотянуть до января 2008 года; последние подкрепления, переброшенные в Ирак в рамках этой операции, покинули страну в июле 2008 года. Все усилия конгресса изменить курс, ограничить численность подкреплений или ускорить темпы вывода войск, равно как и обременить иракцев (и президента) невыполнимыми условиями, оказались напрасными.

Как говорится, у успеха много отцов, и это, безусловно, верно в отношении событий в Ираке в 2007–2008 годах. Среди «отцов» – президент Буш, решившийся изменить стратегию и одобривший «Большую волну»; среди них – боевые командиры и солдаты, чьи таланты, мужество и жертвенность обеспечили победу; среди них – гражданские специалисты, в том числе и прежде всего посол Райан Крокер; среди них – республиканское меньшинство в сенате, которое, невзирая на грандиозное давление, сопротивлялось всем попыткам сорвать планы администрации; среди них – шейхи провинции Анбар и многие другие иракцы, не испугавшиеся опасности и рисковавшие своими жизнями ради лучшего будущего для своей страны.

Новому президенту не грозят значительные проблемы в Ираке, по крайней мере в ближайшие нескольких лет. Зато его наверняка ожидает ухудшение ситуации в Афганистане. Как Майк Маллен сформулировал 10 сентября, мы не побеждаем в Афганистане, но «можем победить, я уверен». И Барак Обама, став президентом, публично поклялся это сделать.

В разгар двух масштабных войн и перед лицом множества других вызовов национальной безопасности мне также пришлось разбираться с бесчисленными организационными вопросами в министерстве обороны. Некоторые из них были по-настоящему важными и требовали радикальных действий; другие оказались мелкими и досадными неприятностями; третьи даже слегка позабавили. И многие имели выраженный политический подтекст.

Военно-воздушные силы

При администрации Буша ВВС, род войск, в котором я сам недолго служил младшим офицером, доставляли мне едва ли не максимум головной боли. При этом я искренне считал, что ВВС проделали превосходную работу в Ираке и Афганистане, обеспечивая наземные войска авиационной поддержкой, проводя эвакуацию раненых, выполняя переброску личного состава и боеприпасов, а также прочие, не менее значимые и часто опасные задачи. Ранее я описал свой конфликт с руководством ВВС, которое упорно противилось моему намерению использовать больше дронов для разведки, наблюдения и рекогносцировки. Помимо упомянутого конфликта имелись и иные проблемы.

Наиболее существенная среди них была связана с ответственностью ВВС за наши стратегические бомбардировщики и межконтинентальные баллистические ракеты. 30 августа 2007 года, в восемь сорок, бомбардировщик B-52 вылетел с авиабазы Минот в Северной Дакоте, имея на борту шесть крылатых ракет воздушного базирования, каждая из которых снаряжалась ядерной боеголовкой, способной устроить взрыв, по мощности в десять раз превосходящий тот, каковым была уничтожена Хиросима. В 11:23 самолет приземлился на авиабазе Барксдейл в штате Луизиана. Его попросту оставили на летном поле как есть, без каких бы то ни было мер безопасности, обязательных для носителей подобного оружия. В десять часов вечера один из техников авиабазы Барксдейл обнаружил, что боеголовки на борту самолета не учебно-имитационные, а самые настоящие, загруженные по ошибке. Только тогда об этом инциденте сообщили в Национальный командный центр управления вооруженными силами (НКЦ), под кодом «Согнутое копье» – этим кодом обозначают «происшествия, связанные с ядерным оружием, будь то боеголовки, компоненты или транспортные средства для перевозки ядерных материалов». Начальник штаба ВВС генерал Майк Мосли доложил мне об инциденте 31 августа. Я не поверил своим ушам – этакая расхлябанность совершенно не укладывалась в голове! Разумеется, я немедленно позвонил Хэдли и президенту. С объяснимой резкостью в голосе Буш распорядился «докопаться» до истинных виновников происшествия и постоянно держать его в курсе. Первоначальный доклад от НКЦ имел пометку: «Интерес прессы не ожидается». Еще одна ошибка.