которое испугало меня, как суеверие, что нужно иметь Веру перед тем, как у меня появится Разум, хотя они не заставляли верить до того, как истина была обсуждена и объяснена? И кого бы не соблазнили перспективы манихеев, и особенно юношу, как например, они соблазнили меня в то время, жаждущего истины, но самодовольного и дерзкого, а также аргументы манихеев в спорах с известными людьми из школ учености, и их презрение к россказням „вековых жен“, и их желание получать и пить якобы чистую и незамутненную истину, которую они обещали и мне?» [6].

Далее Святой Августин приближается к описанию того, как он был перевоспитан. Он понял, что манихеи более успешны в разрушении, чем в созидании; он был разочарован в Фаустусе, которого он нашел красноречивым и не более того. При этом он не знал, за что держаться, и был соблазнен к общему скептицизму. Наконец, он понял, что должен руководствоваться Авторитетом, и тогда возник вопрос, кто авторитетен среди многих учителей? Он настоятельно молил Бога о помощи, и наконец, пришел к Вселенской Церкви. Затем он возвращается к вопросу о своем прежнем предубеждения против Церкви, что «она предлагает тем, кто приходит к ней, верить», тогда как еретики «хвастаются, что они не налагают на себя ярмо веры, но открывают источник знания». Относительно этого он замечает: «Истинная религия не может ни в какой форме правильно восприниматься без веры в те вещи, которые каждый индивид впоследствии постигает и понимает разумом, если он ведет себя правильно и заслуживает этого, в целом, не без некоторого весомого и обязывающего Авторитета» [7].

6

Это образцы учения Древней Церкви о Вере и Разуме; если, с другой стороны, мы хотим знать, что преподавалось по этой теме в школах того времени, через которые проходило последующее развитие католических доктрин, мы можем обратиться к выдержкам, сделанным из их сочинений Пьером Даниэлем Гюэ, например, в его «Эссе о человеческом понимании»; при этом мы не будем утруждать себя конкретной теорией, истинной или нет, ради которой он их собрал. Упоминая о недостаточности человеческого Понимания, Гюэ сообщает: «Бог, по Своей доброте исправляет этот недостаток человеческой природы, предоставляя нам неоценимый дар Веры, который поддерживает наш колеблющийся Разум и исправляет те затруднения и сомнения, которые мы имеем по отношению к знанию о предметах. Например, мой разум не может информировать меня с абсолютной ясностью и совершенной уверенностью о том, существуют ли материальные предметы, каково происхождение мира и о других подобных вещах; но после того, как я получаю Веру, все те сомнения исчезают как тьма при восходе Солнца». Святой Фома Аквинский утверждает: «Для человека необходимо принимать в качестве предметов Веры не только вещи, которые выше Разума, но даже те, которые, несомненно, могут быть понятны Разуму. Ибо человеческого Разума недостаточно для понимания вещей божественных, также недостаточно и доказательств от философов, которые, пытаясь познавать человеческие вещи при помощи естественных методов, были обмануты ими и оппонировали друг другу во многих основных положениях. Поэтому для того, чтобы люди могли иметь определенное и несомненное знание о Боге, необходимо было, чтобы божественное преподавалось им через Веру, как явленное Самим Богом, Который не может лгать» [8].

Затем Святой Фома добавляет: «Ни одно познание с помощью естественного Разума не является достаточным для того, чтобы человек познал Божественные вещи или даже те, которые мы можем доказать с помощью Разума». А в другом месте он говорит так: «Вещи, которые не могут быть доказаны наглядно, такие, как существование Бога, единство Божества и другие, помещаются среди предметов, в которые мы должны верить, так как они предшествуют другим вещам, которые познаются Верой; и они должны предполагаться истинными без какого-либо очевидного доказательства их».

7

То, что Святой Фома говорил о познании божественных вещей, распространяется также на познание вещей человеческих, согласно доктрине Суареса. «Мы часто исправляем, — говорит Франсиско Суарес, — свет Природы (интуицию) в свете Веры даже в вещах, которые, по-видимому, являются первыми принципами, как это видно из следующего: те вещи, которые едины в трех, одинаковы между собой, они, если мы почитаем Троицу, должны быть ограничены конечными вещами. Мы используем много других ограничений, чтобы ничто не было противно Вере. Таким образом, это указывает на то, что свет Веры наиболее достоверен, потому что основан на первой истине, которая есть Бог, для Которого невозможно обмануть или ввести в заблуждение, в отличие от естественной человеческой науки, которая может быть ошибочна и ложна» [9].

«Если мы не прислушиваемся к Разуму, говорите вы, мы опрокидываем то великое основание Религии, которое Разум установил в нашем понимании, то есть Бога. Чтобы ответить на это возражение нам должно сказать, что люди познают Бога двумя способами: Разумом, с полной человеческой уверенностью, и Верой, с абсолютной и божественной уверенностью. Хотя Разумом мы не можем приобрести никакого знания более определенного, чем знание о бытии Божием, так что все доводы, которые маловерные противопоставляют этому знанию, не имеют никакой силы и легко опровергаются, тем не менее, эта уверенность не является абсолютной» [10].

8

«Теперь, хотя для доказательства существования Бога мы можем привести аргументы, которые, накопленные и соединенные вместе, не должны с меньшей силой убеждать людей, чем аксиомы геометрии и теоремы, установленные от них, и которые имеют всю человеческую достоверность, несмотря на это, ученые философы оппонируют даже этим аргументам, поэтому ясно, что мы не можем не только в естественном знании о Боге, которое приобретено Разумом, но и в науке, основанной на геометрических аксиомах и теоремах, обнаружить абсолютную и законченную достоверность, но только лишь ту человеческую веру, о которой я упоминал, которой, однако, каждый мудрый человек должен подчиниться. Это не противоречит свидетельству Книги Премудрости и Посланию к Римлянам, которые утверждают, что люди, которые от сотворения мира, не признают силу и божественность Творца, безрассудны и не заслуживают прощения».

Ибо, как говорит Габриэль Васкес: «В этих словах Священного Писания подразумевается лишь то, что когда-то было достаточно свидетельств о бытии Божием в сотворении мира и в Его других деяниях, чтобы сделать Его известным людям, но Священное Писание не имеет никакого отношения к тому, очевидно ли это знание или наиболее вероятно; ибо формулировки в Священном Писании воспринимаются и осознаются нами в нашем обычном и привычном понимании их, как означающие целостное знание ума с детерминированным согласием». Он добавляет после этого: «Ибо если бы кто-нибудь в данное время отрекся от Христа, то его поступок был бы непростительным не из-за того, что он мог бы иметь