– Стало быть, номер ячейки… это…

– Внизу купюры написан мелким шрифтом и состоит из четырех цифр. Галдин подбирал купюру, чтобы совпал этот номер с номером ячейки в банке, а длинный ряд крупных цифр и букв стал паролем. У него отвратная память была и патологическая любовь к таинственности. Ему казалось, никто не способен догадаться. Какая умница эта Дана, я в восторге от нее.

– Ну а как получилось, что Галдина убили?

– Племянник сделал запись с измененным голосом и в день приема в доме Бабаджанова позвонил Туче. Тот узнал, что Галдин украл из сейфа компромат на него и Чуйко, созвонился с шефом, который не посещал Бабаджанова. Чуйко открыл сейф и чуть не помер. Он подумал, что в этом замешан Бабаджанов, передумал его устранять, но приказал стереть Галдина. Туча, я полагаю, весь дом Бабаджанова перевернул, но документы найти не смог. Зато какой удар получила Зося, она так страдала… И не отказалась от мысли получить куш даром, а у племянника потребовала паспорта, значит, Зося собралась уехать. Без ключа она не могла открыть ячейку, второй есть у банковских служащих, ящик-то открывается двумя ключами сразу. Эта дура, то есть Зося, попыталась застрелить Дану, к счастью, у нее ничего не вышло.

– Леонова застрелил ваш племянник?

– Нет, я, – с вызовом ответила она и повторила: – Я. Не вешайте на Васеньку мои дела. И Зосю пристрелила, как собаку, тоже я. И не жалею.

– Как Леонов очутился в той части сада?

– Случайно. Я караулила Зосю. Вдруг идет она и Леонов, мирно беседуя. Остановились. Зося ушла, а я подумала, может, кто-то видел, как они удалились в эту часть сада, моя Зосенька получится убийцей. Позвала Леонова, он пошел на меня, но ближе подойти не решился, видно, что-то почувствовал. Я напомнила ему про аварию, он побежал…

– И ваше исчезновение из дома…

– Это был эксперимент над Зосей, мне хотелось довести ее до сумасшествия. Я ненавидела ее. А когда узнала, что Бабаджанов покупает мое предприятие, решила покончить и с ней. После разыграла мамочку Галдина… Вот и все.

– Что ж, пройдемте? – пригласил ее к выходу Катков.

Ада поднялась тяжело, но без посторонней помощи, опираясь на трость, вышла из дома. На улице стояла темень и редкая тишина. Ада оступилась на ступеньках, Катков ее поддержал. У машины она вдруг завалилась на Олега, тот панически вскрикнул:

– Ей плохо! Помогите…

Аду уложили прямо на землю, Балясин присел рядом, попросив посветить. После короткого осмотра он поднялся:

– Глеб, она того… умерла.

– Умерла?! – подскочил к нему Катков. – Почему?!

– Вскрытие покажет.

– Черт! – всплеснул руками разочарованный Катков. – Нереду поймали?

– Нет, – ответил кто-то из темноты. – Поймаем, никуда не денется.

– Вот невезуха. – И Катков в сердцах сплюнул.

Несколько дней спустя угрюмый Глеб Аркадьевич следил за движениями Даны, которая выкладывала по одной пачке на стол деньги.

– Все, – сказала девушка виновато. – Нет, не все… я немножко потратила… совсем мало… Мне много дадут?

– Да уж, – пугнул ее Катков, она низко опустила голову. – Как ты могла войти в чужую квартиру? Забрать сейф, компьютер, документы…

– Мне Семен Кириллович…

– Знаю, слышал, – устрашающе буркнул Катков, Дана всхлипнула. – Урок, надеюсь, извлекла?

Она закивала, вытирая платочком нос:

– Я теперь даже кошелек не подниму на улице…

– Правильно, – вдруг миролюбиво сказал Катков. – Кошельки часто подбрасывают мошенники. Значит, так, Дана… опись составлена, ты все сдала… теперь иди домой.

– Вы меня не посадите?

– Сажает судья. Иди, иди. И больше не воруй, по чужим домам не ходи, чужие пистолеты не трогай, машины не угоняй.

– Не буду, честное слово. А как же помеха следствию? Мне сказали, что я должна понести уголовную ответственность.

– Не понесешь. Выкрутимся. Я обещаю.

Дана почти легла на стол, обхватила шею следователя руками и расцеловала его в обе щеки. Катков еле оторвал ее от себя, рыкнув:

– Иди! И помни: ты у нас главная свидетельница.

– А меня не пришьют? – опомнилась Дана.

– Пришивать уже некому, всех взяли, – сказал Катков и махнул рукой, мол, выходи.

В дверях она столкнулась с Олегом, извинилась и помчалась на выход.

– Глеб Аркадьевич, чего это она такая счастливая? – спросил Олег.

– Я не заметил, – углубившись в чтение бумаг, буркнул Катков, впрочем, он почти всегда бурчит, ворчит, пыхтит. – О Нереде что слышно?

– Как в воду канул. В розыск подали, но пока…

– Ничего, найдем. Колония по нему соскучиться успела. – Катков поднялся, рассовал по карманам сигареты, зажигалку, ключи. – Поехали к Астраханову, навестим?

– Ладно, – поднялся и Олег. – Крепкий мужик Астраханов, а? Я звонил, говорят, он уже ходит. О жене ему будем говорить?

– Посмотрим по обстоятельствам. – Катков приостановился, снова впал в задумчивый транс, слава богу, ненадолго. – Я понял, когда она отравилась.

– Ада? И когда?

– Когда воды попросила. Она говорила со мной, зная, что умирает. Сильная женщина. А вот я недоглядел. Запомни, Олег, никогда не взлетай до небес на гребне успеха, это чревато…

Катков превратился в Каку, началась занудливая лекция, от которого в сон клонит, и длилась она на протяжении всего пути к больнице.

Дана примерила босоножки под розовое платье – чудо как хороши и почти такие, как покупал дед. Он подслеповатый, разницы не заметит, значит, пилить не будет. Досталось ей от деда… лучше и не вспоминать. Когда расплачивалась в кассе, Дана задержала руку с деньгами. Нехорошо поступила, не все деньги отдала, ну, совсем чуточку оставила. Руки сами взяли! Но, в конце-то концов, должна же она получить компенсацию? Хотя бы босоножки вернуть, это такая малость. Но больше никогда-никогда…

На сдачу она взяла такси, по дороге смотрелась в зеркало – да, удачно перекрасилась, теперь не пегая моль. И косметика нанесена прекрасно, к тому же Дана заметила в себе что-то новое и гадала, что именно. Наверное, она взрослеет. Да, да! Из зеркала на нее смотрела взрослая… ну, еще не женщина, но и не ребенок. Так держать! Возле двери она поправила платье, позвонила.

– Т… т… ты?!!

Не поймешь, от радости он вытаращился на нее или вот-вот в обморок упадет от ужаса. А может, просто не видел ее в платье, такую хорошенькую, одну из миллиона с тысячами, но очень отличающуюся от всех. Дана улыбнулась:

– Я. Можно?

Богдан шире распахнул дверь, не в его духе выгонять непрошеных гостей. Дана вошла. Здесь ничего не изменилось, разве что надувной матрац был убран.