Боровский наклонил голову, завозился в ящике, Каткову показалось, он прячет слезы за наклоном головы. Видно, натура у него предельно тонкая и нежная, надо было этой натуре в женском теле поселиться.

– Где живет ее брат? – спросил Катков.

– Мне она не говорила.

– Странно. Между тем у вас с Зосей Георгиевной был роман и, насколько мне известно, вы были у нее перед тем, как произошло убийство.

Боровский не умел владеть собой, он открыто занервничал, покрылся пятнами, выглядевшими на бледном лице искусственными.

– Роман? – промямлил он, потупившись. – Вы заблуждаетесь.

– А с кем же у нее был половой контакт перед убийством? – подлавливал его Катков, давая понять, что он лично подглядывал за Зосей и за ним в подзорную трубу и знает все досконально.

– Со мной, – не стал отнекиваться Боровский. – Это случилось первый раз и, к несчастью, последний. Я любил Зосю, она никогда не разрешала приблизиться к ней ближе чем на метр. А тут вдруг, после заключения договора с Бабаджановым… сама. Намекнула, что у нас может получиться долгосрочный союз… Представьте, на каком небе я очутился.

– До которого часа вы (и хотел поддеть: пробыли на небе) находились у нее?

– Я вышел в семь вечера.

– Как вы входили, видели соседи. А как выходили, кто видел?

– Я никого не встретил.

– Жаль…

– Может быть, подойдет время? – вдруг отошел от скорби Боровский. Очевидно, понял, что убийство следователи с удовольствием скинут на него, потому и речь его приобрела упругость. – От Зоси до моего дома ехать, если не по центральным улицам, двадцать минут. Именно через двадцать минут я был у своего дома, там меня видели соседи, они подтвердят.

– А потом где вы были?

– Дома. Но я разговаривал по телефону несколько раз, по обычному телефону, а не по сотовому. Это легко проверить, можете спросить…

– Спросим, проверим, – перебил Катков. – А не ответите ли на такой вопрос: что вы думаете о Галдине?

– Как вам сказать… Скрывать не стану, он никогда не нравился мне. Не только потому, что приручил Зосю…

Катков сделал удивленное лицо и подался корпусом к Боровскому:

– А, так они…

– Да. Почему скрывали связь, не знаю, не понимаю. И думали, этого никто не замечает.

– Кто же заметил еще?

– Полагаю, многие видели их отношения. Необязательно ходить в обнимку, достаточно заметить переглядывания, рукопожатия, поведение во время танцев и курения.

– Убедили. Но что собой представлял Галдин?

– На первый взгляд это был идеал мужчины. Вы не застали бы его в плохом настроении, он не напивался до скотского состояния, умел поддержать беседу на любую тему, был обходителен, неплохо – очень неплохо – зарабатывал. Но когда присмотришься к нему, а меня интересовало, чем он прихватил Зосю, изнанка коробила. Не знаю, поймете ли вы меня…

– Я всех понимаю, – преданно глядя в глаза Боровскому, заверил Катков.

Олег поражался его быстрым переменам, а говорят, Глеб Аркадьевич круглогодично находится в спячке. Да, у него невыразительное лицо с наполовину приспущенными веками, бесцветными глазами и вялыми губами – портрет коматозника готов. Если прибавить сюда неторопливость и кажущийся пофигизм, то всерьез Каткова трудно воспринимать. Но при всей внешней лени он умудряется, не изменив мимики и позы, переродиться в противоположного человека. То пугает одними вопросами, заданными без интонаций, сухо и отчетливо, отчего кажется, что преступника обнаружил, всего лишь ведет с ним типовой диалог, а вообще-то готов надеть на него наручники. То он сама ласка, душка, безобидный, сочувствующий маленький человечек, которого заставили заниматься грязной работой. То он дружественен и прост, подкупающе чистосердечен, а то и попросту хитрец вкупе с провокатором. И все эти перемены за счет одних интонаций, ну, еще чуть-чуть выражение глаз меняется. Олег так увлекся наблюдениями, что пропустил часть диалога, внимание сконцентрировал, когда Боровский оправдывался:

– …произошло случайно, мне стало неловко, я ушел.

– Так что же крамольное вы услышали?

– Несколько фраз. «Не бойся никого, сами провернем. Мы все продумали, осталось забрать, ты с этим справишься. Дальше дело за мной. Надеюсь, мне ты доверяешь? В случае неуспеха один из нас все равно останется в выигрыше, мы же повязали друг друга, как ты хотела». Разве не понятно, что он втянул ее в опасное дело? А получила Зося выигрыш в виде смерти.

– Неужели она вам ничего не рассказала, когда вы сблизились? – мягко спросил Катков.

– Нет. Я только заметил ее нервозность, даже отчаяние. Зося выдержанная женщина, а тут… словно у нее все рассыпалось, а она хваталась за последнюю надежду. Но я не знал, чем ей помочь, думал, позже узнаю.

Настало время паузы – Катков, который смотрел на Боровского, невидящими глазами, впал в задумчивый транс. На людей непосвященных паузы Глеба Аркадьевича во время допросов действовали угнетающе и пугающе. Черт знает, к каким выводам он придет, чем огорошит. Боровский не исключение из общей массы, заметно напрягся, всматриваясь в лицо следователя и пытаясь распознать, какие сюрпризы он уготовил ему. Видимо, поэтому в томительной тишине голос его прозвучал немного надрывно:

– Что еще вас интересует?

– А? – вышел из транса Катков. – Пока достаточно.

– Погодите, – остановил его Боровский. – Не знаю, может, это и не нужно…

– Вы говорите, говорите, – ласково подбодрил его Катков. – Я потом подумаю, что лишнее.

– У Зоси были дела с Чуйко. Я не знаю, на какой почве они сошлись, но дружбу с ним она водила. Одновременно терпеть его не могла. Причем… он относился к ней тоже неважно, хамил. И Зося терпела.

– Спасибо, – сказал Катков и вышел.

Садясь в машину, Глеб Аркадьевич удовлетворенно крякнул и, что случается с ним редко, охотно поделился опытом:

– Надо себя так позиционировать, Олег, чтобы собеседник потерялся, думал, будто его сию минуту арестуют. Тогда он, желая увести от себя подозрения, выкладывает ценнейшие сведения. Но фокус хорош не для всех категорий, учти.

– Куда сейчас, Глеб Аркадьевич? – поинтересовался Санин.

– Сейчас я подумаю, поэтому постой, а ты, Олег, не мешай мне.

Прекрасный пятачок на Каштановом бульваре в окружении высоких каштанов не пустовал. Это место закрепилось за проститутками и их мамашами, с раннего вечера они уже выходили на рабочее место – яркие, на все вкусы. В ожидании клиентов девочки сиживали на скамейках, которых здесь было полным-полно, и, что удивительно, они постоянно ремонтировались, если их громили. В остальных частях города скамейки годами стояли с выломанными сиденьями, очевидно, хозяева девушек относились к рабочим местам заботливо и ремонтировали городскую собственность за личные деньги.