Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Calmely or roughly! Ah, she shines too much;
That now I lye (her influence is such),
Chrusht with too strong a hand, or soft a touch.
Lovers, beware! a certaine, double harme
Waits your proud hopes, her looks al-killing charm
Guarded by her as true victorious arme.
Thus with her eyes brave Tamyris spake dread,
Which when the kings dull breast not entered,
Finding she could not looke, she strook him dead.
A Mock Song
Now Whitehall’s in the grave,
And our head is our slave,
The bright pearl in his close shell of oyster;
Now the miter is lost,
The proud Praelates, too, crost,
And all Rome’s confin’d to a cloister.
He, that Tarquin was styl’d,
Our white land’s exil’d,
Yea, undefil’d;
Not a court ape’s left to confute us;
Then let your voyces rise high,
As your colours did flye,
And flour’shing cry:
Long live the brave Oliver-Brutus.
Now the sun is unarm’d,
And the moon by us charm’d,
All the stars dissolv’d to a jelly;
Now the thighs of the Crown
And the arms are lopp’d down,
And the body is all but a belly.
Let the Commons go on,
The town is our own,
We’l rule alone:
For the Knights have yielded their spent-gorge;
And an order is tane
With HONY SOIT profane,
Shout forth amain:
For our Dragon hath vanquish’d the St. George.
Ричард Лавлейс (1618–1659)
Лукасте, отправляясь на войну
Не говори, что стал я злей,
Меняя на войну
Любви и нежности твоей
Святую тишину.
Но правда: сердцу моему
Суровый долг велит
За верстать — и я приму
Коня, и меч, и щит.
И разве бы, покой любя,
Милей тебе я был,
Когда бы больше, чем тебя,
Я чести не любил?
Перевод В. Перелешина
Алтее из тюрьмы
Когда Любовь, сойдя с высот
И надо мною рея,
В мои объятья принесет
Любимую Алтею
И буду в них, как в кандалах,
Я скован ей в угоду, —
Богам, живущим в небесах,
Не знать такой свободы.
Когда за дружеским столом
Мы вновь поднимем чаши
С душистым, пенистым вином
За честь и верность нашу,
Когда утопим мы в вине
Все прошлые невзгоды, —
То рыбам в темной глубине
Не знать такой свободы.
Когда, забыв былую боль,
Спокоен и свободен,
Смогу я спеть, как мой король
Велик и благороден,
Как был он добр, и смел, и прям
Все эти злые годы, —
То никаким морским ветрам
Не знать такой свободы.
Не стены делают тюрьму,
Не крепкие засовы;
Луч разума развеет тьму
И разобьет оковы.
Пока не могут мысль мою
Закабалить невзгоды,
То даже ангелам в раю
Не знать такой свободы.
Перевод Г. Бена
Веер Лукасты, украшенный зеркальцем
О глупый страус со змеиной шеей,
Громоздкий челн при куцых парусах,
Ты в трюме вез железные трофеи[20],
Был пойман и ощипан в пух и прах.
Но дважды выпало тебе родиться,
И ради услажденья дев и жен
Из жалкой твари стал ты райской птицей,
Рукою мастера преображен.
Лежит на перьях отблеск небывалый,
Как радуга, венчающая даль;
Сапфиры, аметисты и опалы
Оправлены в небесную эмаль.
Ты плечи овеваешь ей прилежно,
Когда же солнца ненасытный взор
Прильнет к лицу — ты заслоняешь нежно
Ее от жгучих стрел, что бьют в упор.
Но зеркальце, что вделано умело
В твой хрупкий щит, сверкнуло невпопад —
И в нем себя Лукаста вдруг узрела
И солнца посрамленного закат.
«О веер мой! о верный друг Лукасты, —
Рекла она, — приди ко мне на грудь:
Меня сегодня от пожара спас ты —
Дай на тебя прохладой мне подуть!
Пусть в зеркале, столь пышно оперенном,
Навек мои останутся черты,
И никогда в глаза другим влюбленным
Я не взгляну: мне нужен только ты.»
Но старый друг вскричал: «Ужель теперь я
Навек забыт? О боги, как же так?
Она сменяла на стекло и перья
Мою любовь!» — И боги дали знак.
Разбита драгоценная вещица,
Лукаста к Алексису мчит в слезах
И обещает больше не кичиться
И отражаться лишь в его глазах.
Перевод М. Бородицкой
Лукаста, погружающаяся в воды Танбриджа
Ода
Струи счастливы! Вам блуждать
Священными ходами лона
Прозрачного, как ваша гладь
Коль немы вы, а ветры сонны.
Вам честь! Но коль замутнена
Вода хотя б слезой притворства,
Чтоб там очиститься сполна,
Пускай достанет вам проворства
До розовых добравшись врат,
Не прекращайте омовенья,
И краше заблестят стократ,
Как драгоценные каменья.
Духи, притирки и румяна,