I am constrain’d to suffer what I wish.

So he that struck at Jason’s life,

Thinking t’ have made his purpose sure,

By a malicious friendly knife

Did only wound him to a cure;

Malice, I see, wants wit; for what it meant,

Mischief, oft-times proves favour in the event.

These manacles upon my arm

I as my sweetheart’s favours wear;

And then to keep mine ankles warm

I have some iron shackles there;

Contentment cannot smart: stoics we see

Make torments easy by their apathy.

Here sin for want of food must starve,

Where tempting objects are not seen;

And these strong walls do only serve

To keep vice out, and keep me in;

Malice of late grows charitable sure,

I’m not committed, but am kept secure.

When once my prince affliction hath,

Prosperity does treason seem;

And to make smooth so rough a path,

I can learn patience from him;

Now not to suffer shows no loyal heart:

When kings want ease, subjects must learn to smart.

What though I cannot see my king

Either in his person or in coin?

Yet contemplation is a thing

Will render what I have not, mine;

My king from me what adamant can part,

Whom I do wear engraven on my heart?

My soul is free as ambient air,

Although my baser part’s immew’d,

Whilst loyal thoughts do still repair

T’ accompany my solitude;

And thought rebellion do my body bind,

My king alone can captivate my mind.

Have you beheld the nightingale,

A pilgrim turned into a cage,

How does she chant her wonted tale

In that her private hermitage?

Even there her charming melody doth prove,

That all her bars are trees, her cage a grove.

I am that bird, whom the combine

Thus to deprive of liberty;

But though they do my corpse confine,

Yet maugre hate, my soul is free;

And though immur’d, yet can I chirp and sing

Disgrace to rebels, glory to my king.

Сэр Роджер Лестрейндж (1616–1704)

Верность в плену

Бей, грозный вал! Ярись, Борей!

К Зевесу воздымайтесь, воды!

Ваш гнев укажет нам скорей —

Безвинным нипочем невзгоды.

Я мирно внемлю яростным волнам;

Рази, беда, целебный мой бальзам.

То, что весь мир зовет острогом, —

Приют мой, чтобы отдохнуть.

Пусть совесть будет мне залогом,

Невинность, мне свободой будь!

Замки, затворы! Здесь вам власти нет,

Я здесь не узник, я анахорет.

Желал я обрести покой —

И оказался за стенáми;

Тюремщик в мудрости такой

Мог саламандру бросить в пламя;

Как мудрецы, что топят рыб в воде,

Я взаперти не ущемлен нигде.

И тот, кто обманул Ясона,

Вонзив коварный свой кинжал,

Лишь сам себе воздвиг препоны —

Ему он исцеленье дал.

Предательству ума недоставало —

Добро беду на пользу обращало.

Я цепи на своих руках

Ношу, как дар любимой девы,

Держу я ноги в кандалах —

Они удобны для согрева.

В довольстве муки нет; премудрый стоик

В страданиях своих бесстрастьем стоек.

Порок погибнет здесь от глада,

Ничто не искушает взор;

Меня спасает стен громада

И от грехов хранит затвор;

Я злобу благостной считаю даже —

Я не тюрьме, а только лишь под стражей.

Когда страдает мой король,

То процветанье есть измена;

Переносить страданий боль

Учусь я у него смиренно.

Будь верным, сердце, слабости не знай;

Король в мученьях — подданный страдай.

Пусть мой король очам не зрим

Ни сам собой, ни на монете,

Я умозрением своим

Найду, что потерял я в свете;

Не разлучит нас никакой металл —

Я государя в сердце начертал.

Мой дух как вольный ветер веет;

Пусть плоть моя и взаперти,

Но мысль о верности все зреет,

В ней спутника я смог найти;

Телесно я — в плену у мятежа,

Монархом пленена моя душа.

Видали вы, как соловей,

Что заточен был в клетке тесной,

Поет в обители своей

Напев знакомый и прелестный?

Нам соловьев докажут голоса,

Что клетка — роща, прутья — древеса.

Я — птица; злость меня хотела

Завлечь в коварные силки,

Но пусть мое пленили тело,

Я — волен злобе вопреки;

Пусть я в узилище, но я пою:

Позор смутьянам, слава королю!

Перевод А. Серебренникова

Richard Lovelace (1618–1659)

To Lucasta. Going To the Warres

Tell me not, (sweet,) I am unkinde,

That from the nunnerie

Of thy chaste breast and quiet minde

To warre and armes I flie.

True: a new Mistresse now I chase,

The first foe in the field;

And with a stronger faith imbrace

A sword, a horse, a shield.

Yet this inconstancy is such,

As you too shall adore;

I could not love thee, dear, so much,

Lov’d I not Honour more.

To Althea, From Prison

When Love with unconfinèd wings

Hovers within my Gates,

And my divine Althea brings

To whisper at the