- Идея Моры. Так можно получить проклятый мох, который может отпугнуть высокоуровневых пустотных тварей.

- Ладно, Мора глупость не посоветует. Собери. Мне все равно нужно время, чтобы понять, как это все работало и запускалось. В общем-то, вы все мне пока не нужны, развлекайтесь.

17. Ехидный лик Его. 2/2

Неспокойствие.

Идущая из ниоткуда тревога, подспудное чувство опасности, не имеющее выхода. У тебя перехватывает дыхание, и ты ничего не можешь делать, кроме как надеяться, что вскоре твой разум вернется под твой контроль, позволяя мыслить рационально.

Любой пустотник второго ранга синхронизации со стихией Отчаянья знает, каково это. Понимать с каждым днем, что ты все меньше отдаешь отчет своим действиям, все чаще сомневаешься в себе, боишься себя и мира вокруг. Безумно хочется сбежать, но куда, как? От себя сбежать невозможно!

Под темными сводами гномьего механизма вентиляции в шкуре пустотника пришлось побывать каждому, и лишь привыкший к этому чувству Сайрис силой своей воли и чар Рин сумел заставить себя переключиться на дело. Его «бежать» перешло в лихорадочные попытки осознать устройство древнего механизма.

Настороженные, готовые встретить угрозу глаза и отчаянный стук сердца вместе с широкой улыбкой от уха до уха делали его похожим на сказочного главного злодея в своем темном логове. Ему было страшно, но будущий ворон знал тысячи способов побега от пустоты разными уловками. Доводить себя до физического изнеможения, или заставлять работать до предела на износ. А улыбка подбадривала его самого. Будто существовала и обратная связь – раз он улыбается, значит все самое интересное еще впереди.

Матиас ходил у него за спиной, наматывая круги. Можно было подумать, что тот больше всех ратует за общее дело, если бы периодически его не прорывало вспомнить какое зло несет проклятая стихия или какие недоумки могли так запутанно строить важную технику.

Он мог бы произвести впечатление склонного жалеть себя склочного типа, если бы не те же чувства, что объединяли сейчас всех собравшихся тут живых разумных. Первыми из которых были тревога и страх. Направляя агрессию на конкретную цель, хафлингу на время становилось легче. Единого и конкретного врага намного приятнее видеть, чем абстрактную стихию зла, действия и мотивы которой ты не понимаешь, да и вряд ли способен понять.

Страх Рин прятался в ее тенях и сковывал ее движения. Она понимала свою уязвимость, чувствовала незримую нависшую угрозу, и давно бы сбежала отсюда. Каждую секунду она себя продолжала убеждать в необходимости потерпеть еще немного, ведь она делает правильное дело. Едва ли она могла спрятаться за щитом ненависти, как хафлинг или верой в себя ворона. Ее путь скорее можно было назвать отчаянной решимостью.

Как и Сайрис, архонка решила погрузиться в дела. Из инвентаря был извлечен медный страж сорамин, и девушка принялась менять батарею, чтобы электрический защитник мог помочь ей в бою. Едва ли он хоть чем-то действительно поможет, если мы вдруг повстречаем разбуженную Сферу, но это лучше, чем просто сидеть и ждать, пока ворон разберется с устройством запуска парового механизма и связанной с ним вентиляции.

Котельная огромного механизма была не однородной, и в нескольких местах бронзу заменило ныне ржавое железо, но именно на ржавчине оказался способен расти слабый, почти не излучавший света темно-серый люминорис.

Сдирать его было не очень удобно, но это помогало концентрироваться и не расплываться воющим сознанием. Помимо никуда не девавшегося ужаса пустоты, в голове по-прежнему все кружилось и смешивалось. Предметы вокруг стали расслаиваться и двоиться, словно пустотник, когда долго применяет свой проклятый дар.

Но самым неприятным был появившийся неестественный стук. Он шел отовсюду, разливался наводнением, стремящимся поглотить всякого, чьим главным сенсорным органом является слух. Вместе с головокружением, нараставший гул ветра и стук сводили с ума. Хотелось вскочить и закричать.

То, как огромная охапка люминорного мха превратилась в груду черных ошметков за исключением слабо подсвечивавшей лиловым трех кускочков, заметить было уже сложнее. На ногах держало лишь железное побуждение закончить начатое дело во что б это ни стало.

Вот только когда на тебя охотятся сразу две темные стихии, просто сбежать от себя в работу не выйдет. Дыхание учащается. Глаза выхватывают образы статуй, что из напуганных разом стали вдруг осуждающими. Обвиняющими. И такое чувство, будто они давят всей своей массой. Их всегда вокруг было так много?

Мерный металлический стук. Однообразный, нарастающий гул и стук. Мир вокруг будто бы издевается. Шум. Великие Забытые боги, кто-нибудь, остановите этот шум!

- Хватит!!! – заорал я, когда трескотня стала невыносимой и грозила расколоть череп.

И мир ответил мне. Но вовсе не благословенным затишьем, а целой лавиной последовавших за этим проклятий.

- Сайрис!! – закричала Рин, первой увидев угрозу. А спустя мгновение ее уже видели все.

Изо всех щелей, труб, вылезая из коридора и спускаясь с потолка единым бронзовым потоком в зал входили десятки механических пауков размером с лису или сиин в звериной форме. Выстрел триспа архонки утонул в цокоте сотен механических лапок, а трезубец бессильно отскочил от металлической плоти. Матиас предусмотрительно запрыгнул на один из столов, Сай отскочил на кучу угля, и лишь Бирюза продолжала беззаботно стоять на пути у бронзового моря.

Но существам не было никакого дела до чужаков. Механические пауки лезли к куче лишенных конечностей статуй, ловко подныривали под них, и неуклюже принялись оттаскивать к топке.

Непонимание продлилось недолго. Едва первая статуя оказалась внутри печи, как там сам собой вспыхнуло хорошо знакомое вязкое темно-лиловое пламя проклятой магии. Следом же, как и полагается, сам собой начал приходить в себя и старый гномий механизм.

Ноющие чувства страха, паники и головокружение плавно подошли к самой границе, которую вообще способна терпеть психика без необратимых последствий. Но ворон вовремя понял суть происходящего и отдал приказ:

- Лин, скажи Бирюзе бить пауков! Быстро!!

- Заставь их умолкнуть, - как-то совсем уж жалко попросил я живую статую, из последних сил стараясь сохранить крупицы уплывающего рассудка.

В стоящем шуме статуя никак не смогла бы расслышать приказ, но она и не слушала. Бирюза имела совершенно иной набор сенсорных органов, если так можно сказать про тело живого осколка. И она поняла.

Застывшая фигура со светящимися бирюзой трещинами по телу и горящими ею же глазами просто с силой топнула, вминая мимо проходящего механического паука в пол. Сила кристаллического создания делала каждый удар смертельным.

Пауки не обратили никакого внимания на смерть собрата, продолжив выполнять свою жуткую работу. В топку пошло