вошел к нему его близкий родственник Султанмурат-бек. По его виду Кудаяр-хан сразу догадался, что произошла новая беда. И не смел спросить какая. Султанмурат заговорил сам:

— Ханзада Насриддин… — и запнулся.

Кудаяр-хан вскрикнул:

— Что случилось? Говори, жив ханзада?

— Он бежал… — еле слышно сказал Султанмурат, и у Кудаяр-хана глаза чуть не выскочили из орбит.

— Ушел к Абдурахману во главе четырех тысяч войска.

Кудаяр-хан с трудом перевел дух.

— Лучше бы мне узнать, что он умер, — сказал он, сморщившись…

Насриддин-бек встретил войско повстанцев у Марге-лана и присоединился к Абдурахману. Ханзада, конечно, и думать не думал ни о каких высоких целях вроде счастья для народа. Просто он давно уже понял, что в орде назревает переворот, и теперь примкнул к тем, на чьей стороне был явный перевес в силе…

Кудаяр-хан погрузился в тоскливые размышления.

— Что поделаешь, бек! На все воля божья! — высказал он вслух результат своих раздумий. — Ну, а каково настроение у тех наших сипаев, которые остались в Ко-канде? Как пушкари?

— Слава богу, с ними все в порядке, — отвечал Султанмурат.

— А ты иди, бек, да проверь еще раз. Если обнаружишь смутьянов, казни их немедля перед всем войском. Не жалей! Не щади!

— Слушаюсь!..

— Ну вот. Иди. Да поможет тебе бог. На кого же нам опереться, как не на самих себя, если нынче и глаз глазу враг? Будь тверд. Где Мухаммед-амин? Кликни его ко мне.

Султанмурат-бек ушел.

Кудаяр-хану хотелось плакать. С трудом удержавшись от слез, он подошел к окошку с резными ставнями и, прижавшись к нему лбом, вспоминал то время, когда его любимый первенец Насриддин был малым, беззаботным ребенком, "Подлец! На престол ему захотелось поскорее!" — вспыхнувши в голове у Кудаяр-хана, эта мысль заставила его сжать кулаки. Попадись негодяй ему в руки, растерзал бы сам его в клочки!..

Со стороны дверей послышались шаги. Кудаяр-хан обернулся и увидел своего второго сына Мухаммед-амина. Молодой, высокий, крепкий джигит… Одет — по-воински, на голове зеленая чалма. Всем своим видом выражая покорность отцу, он стоял и ждал приказаний.

— Дорогой мой сын, — и Кудаяр-хан, подойдя, к молодому человеку, взял его за плечи и посмотрел в глаза — черные, с длинными ресницами, блестящие от волнения и страха. — Подлые прихлебатели бросили нас, а?

Мухаммед-амин опустил взор.

— Наследник еще мал… — тихо заговорил Кудаяр-хан. — Он мал, а вы взрослые, вы отцу опора, одному я отдал во власть город, другого сделал военачальником, чтобы вы приучились повелевать, чтобы после моей смерти подняли Ормон-бека ханом и жили дружно, в единстве, как отпрыски одной чинары. Так я думал. — Против воли он поднял голос до крика. — А Насриддин что? Предал, подлец, и убежал!

Больше он говорить был не в силах. Мухаммед-амин не шелохнулся. Известие не ново для него. Он стоял перед отцом и молчал. Ормон-бек — младший сын хана. Он его любит. Но Ормон-беку ни до чего нет дела, он только и знает — прикрепить ковер на стене, которой обнесен дворец, и стрелять по нему из лука. Играет, забавляется. Почему же отец не сделал наследником взрослого, опытного Насриддин-бека? Или хотя бы его, Мухаммед-амина? Разве этот плакса Ормон-бек умнее и выше их? Снова ожили в сердце Мухаммед-амина вопросы, которые задавал он себе уже не раз. "Вот и пускай этот щенок защищает отца!" — думал он, а Кудаяр-хан, который уже опомнился, видимо, угадал его настроение и окончательно пал духом. "Господи боже, почему ты превращаешь наших детей в наших врагов? — сокрушался он. — Пока не станут взрослыми, они радуют нас, а потом…" Хану и в голову не приходило, в чем тут причина. Он никогда не видел детей, которые выросли в бедной лачуге, где их родителям приходилось тяжело трудиться, чтобы раздобыть кусок хлеба. Не знал, как любят такие дети своих отца и мать, как помогают им в старости до самой смерти. Хан полагал, что все люди таковы, каких он привык видеть у себя во дворце, — безжалостные и немилосердные. И он искренне дивился тому, как это бог все сотворил подобным образом. "Поистине, нет заботы об этом бренном мире! Вот тебе и власть, и богатство, но к чему и откуда жестокость?" Никто ему не сказал, а сам он не додумался, что портят людей, делают их бессовестными и бессердечными именно власть и богатство.

— Сын мой, родной мой, — заговорил Кудаяр снова. — Ормон-бек молод, твой старший брат предал нас, мне теперь не на кого опереться, кроме тебя, понимаешь? С этого дня ты мой наследник! Мы укрепим нашу дружбу с русскими. Помоги же мне в эти трудные дни. Уничтожим смуту, а там… Я передам власть в твои руки, сам же уйду паломником в Мекку.

Мухаммед-амин был явно удивлен. Кудаяр-хан затряс головой:

— Верь мне, не удивляйся, сын мой. Я устал душой, мир постыл мне… — горестной хрипотой звучал его голос, на глазах выступили слезы.

— Отец, — сказал Мухаммед-амин хмуро, — мне кажется, все пропало. Власть ушла из наших рук. Ее возьмет либо Исхак… либо русские…

Кудаяр-хан отпрянул.

— Что?! — крикнул он.

Мухаммед-амин отвел глаза — неприятно было смотреть на потерявшего самообладание отца. А тот между тем забормотал, словно в бреду:

— Не бойся, сын мой. Не бойся, мы еще не то видели. Пока есть фон Кауфман, мы так скоро не сдадимся. Потерпи немного, к нам придут на помощь русские войска, если не из самого Ташкента, то из Ходжента. Немного надо потерпеть…

Отцовские заверения ничуть не успокоили Мухаммед-амина. Ушел он мрачный. И почти тотчас Кудаяр-хану доложили:

— Повелитель, Вей-паша…

Кудаяр-хан вскочил, как обрадованный ребенок.

— Ну вот! Я так и знал! Они меня не оставят… Зови скорее…

И едва генерал Вейнберг в сопровождении татарина-переводчика переступил порог, хан двинулся ему навстречу, протягивая обе руки.

Генерал Вейнберг поздоровался хмуро. Кудаяр-хан, не в силах скрыть свое огорчение, сразу же принялся жаловаться ему:

— Темная ночь опустилась над нами… Что вы посоветуете? Чем можете помочь нам, досточтимый?

Татарин-переводчик, поглядывая то на хана, то на генерала, быстро переводил слова хана на русский язык. Генерал Вейнберг слушал его с каменным лицом, его бледно-голубые глаза выражали только то, что он тщательно обдумывает и оценивает положение. Выслушав, он отвечал спокойно:

— Да, мы понимаем, ваше величество. Политическое положение в вашем государстве чрезвычайно сложное.

Толмач перевел. Невозмутимость генерала Вейнберга окончательно лишила равновесия Кудаяр-хана. Он уже не говорил, а чуть ли не стонал:

— Вы понимаете. Вы все понимаете. А делать-то что? Разве я не вверялся вам? Не опирался на вас?

И снова переводил толмач. Генерал Вейнберг думал. Он