Эти мины удобно было закладывать при отступлении, и красным не слишком долго пришлось ими пользоваться, так как наше наступление вскоре прекратилось.

В июне 1919 г. к востоку от нас белые кубанские казаки под командованием генерала барона Врангеля захватили Царицын и двинулись дальше на север по западному берегу Волги, пока не были остановлены в районе Камышина.

К западу от нас Добровольческая армия стремительно продвигалась по Украине, вбирая в себя по пути множество новых сторонников. В июне 1919 г. были взяты крупные города Харьков и Екатеринослав (в настоящее время Днепропетровск) в восточной части Украины, в августе – Киев и Одесса в западной ее части. Если не считать красных, единственным, кто оказывал белой Добровольческой армии серьезное сопротивление, был самопровозглашенный анархист Махно. Сначала он союзничал с красными, затем сражался сам по себе, против всех. Украинские националисты были практически не заметны – за исключением, пожалуй, районов западнее Киева, где их отряды состояли, главным образом, из украинцев Галиции – бывших солдат и офицеров австро-венгерской армии (см. карту Е).

В сентябре, закончив изгнание Советов с Украины, белая Добровольческая армия двинулась на север – в глубь территорий, населенных великороссами, и 1/14 октября подошла к городу Орлу, расположенному всего в 240 милях от Москвы (см. карту А).

Однако здесь удачи прекратились. К этому моменту красные успели в основном покончить с белой Сибирской армией Колчака – в июне она была разгромлена и в Волжском, и в Уральском регионах. Сентябрьское наступление генерала Юденича с небольшой группировкой белых добровольцев из Эстонии на Петроград потерпело крах; Юденичу не удалось отвлечь на себя сколько-нибудь существенное количество красных войск, и теперь большую их часть можно было бросить на Деникина.

7/12 октября 1919 г. красные отбили Орел. С этого момента для слишком растянутых белых сил Деникина началось непрерывное отступление, и к середине декабря они вынуждены были отдать Красной армии практически всю Украину и захваченные восточнее земли.

В свое время мне довелось слышать лекцию, в которой причины этой катастрофы были тщательно проанализированы. Лекцию эту читал для офицеров штаба войска Донского полковник Б., выпускник Императорской академии Генерального штаба, только что вернувшийся с секретного задания; он провел инкогнито несколько месяцев в красном тылу. Его лекция называлась «Причины красных успехов и наших неудач» и, на мой взгляд, пресловутые успехи и неудачи объяснялись в ней кратко и вполне корректно.

На первое место по значению полковник Б. поставил простую в изложении, конкретную и определенную политическую программу большевиков, их политическое единство и партийную дисциплину. Белое руководство оставляло все серьезные политические вопросы – такие как перераспределение земли – на усмотрение будущего Всероссийского Учредительного собрания, которое предполагалось созвать после окончательного поражения большевиков. Красные же, наоборот, выдвинули простой лозунг «грабь награбленное» и провозгласили немедленный передел земли. Таким образом большевики сразу же заручились поддержкой бедных крестьян и рабочих, которых они убедили в том, что Учредительное собрание непременно обманет их, так как заправлять в нем будут богачи[90]. У красных была всего одна политическая программа и всего одна партия, тогда как у белых и то и другое насчитывалось десятками, и большинство из них серьезно расходились друг с другом.

Во-вторых, полковник Б. отметил соответствующую разницу и в военном отношении – единое объединенное командование в центре у красных и, по контрасту, множество разрозненных белых армий на периферии с собственным отдельным командованием у каждой и без всякой взаимосвязи в действиях.

Это все правда, но в то время с этим ничего невозможно было поделать.

Следует отметить, однако, что в Верховном командовании Красной армии было немало офицеров Генерального штаба прежней императорской русской армии, помогавших со стратегическим планированием. Среди таких офицеров был и генерал Брусилов, знаменитый автор Брусиловского прорыва 1916 г. Многие офицеры служили красным совершенно искренне; они были убеждены, что при наличии внешней опасности их долг состоит в служении народу страны и ее центральному правительству, каким бы оно ни было [91].

Где-то в начале декабря или в конце ноября 1919 г. я получил отпуск на две недели и провел их дома в Новочеркасске с отцом, в его квартире директора Донского кадетского корпуса. В то время там жили также жена двоюродного брата отца госпожа Данилова с семнадцатилетней дочерью Лёлей и четырнадцатилетним сыном; они направлялись из Киева к главе семьи в Батум, на Черноморское побережье Грузии. У мужа госпожи Даниловой летом 1918 г. возникли какие-то проблемы с оккупационной германской армией на Украине, и ему пришлось спешно «испариться» из Киева; семья же его застряла там и вынуждена была пережидать последовательно германскую и красную оккупацию, пока наконец Добровольческая армия генерала Деникина не выгнала красных из города.

Именно там, дома, я и свалился с тифом. Инкубационный период у этой болезни – если я правильно помню – составляет четырнадцать дней. Рассматривая задним числом все, что происходило со мной за две недели до болезни, я пришел к выводу, что укусила меня, должно быть, «красная вошь». Вши переносят тиф примерно так же, как комары переносят малярию, – после того как укусят больного человека. Я тогда сопровождал генерала барона Майделя в одной из его инспекционных поездок; мы ехали с отрядом, который пытался контратаковать и вновь отбить уединенный хутор в степи. Зимой обе воюющих стороны в подобных стычках сражались очень упорно, так как победителям не приходилось после боя тащиться к теплу в следующий населенный пункт, до которого могло быть и пять миль, и больше. В результате мы вошли в хутор и в отведенный нам дом только к вечеру. Мы настолько устали, что даже не позаботились поменять солому на полу, на которой накануне ночью спали красные солдаты. Должно быть, один из них в тот момент был уже заражен тифом.

Мне повезло – я свалился больным, будучи дома, и получил прекрасный уход в инфекционной палате госпиталя Донского кадетского корпуса, который располагался в том же большом здании, что и квартира отца. Моей хорошенькой кузине иногда разрешали навестить меня, но большую часть времени я был в полузабытьи из-за высокой температуры. Затем, как обычно бывает при заболевании тифом, наступил так называемый кризис; жар внезапно спал, и осталась только жуткая слабость.

Очнувшись, я узнал: дела на фронте сложились настолько плохо, что Новочеркасск спешно готовился к эвакуации. Для выздоровления мне следовало бы еще дней десять оставаться в постели, но дурные новости сразу же подняли меня на ноги и заставили спешно покинуть госпиталь –