Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Страхи, которые внушали австралийским спецслужбам русские иммигранты, были глубоко укорененными. Бывший сотрудник органов безопасности, ранее работавший в австралийской военной миссии в Берлине, предупреждал министерство иммиграции о том, что заявления русских перемещенных лиц нельзя принимать за чистую монету, поскольку «много раз люди, громче всех кричавшие о своей ненависти к русским, затем добровольно возвращались в Россию, и теперь они пишут для своих газет пространные статьи против англо-американцев»[800]. Что касалось русских из Китая, австралийский чиновник в Гонконге предупреждал, что китайские коммунисты, находившиеся теперь у власти, с радостью выдают выездные визы «белым русским, которые или уже коммунисты, или проходят идеологическую обработку», хотя среди них, возможно, и есть искренне настроенные против коммунизма русские, скрывающие свои истинные убеждения[801]. Затем, в 1954 году, Владимир Петров поведал Королевской комиссии по шпионажу, что среди русских иммигрантов в Австралии имеются «засланные Советским Союзом антикоммунисты», чей антикоммунизм – не более чем притворство, и, кроме того, порученное ему особое задание состояло как раз в том, чтобы вербовать таких новых агентов в различных русских, латышских и эстонских антикоммунистических организациях[802].
Главное, что тревожило ASIO, когда она присматривалась к сообществу русских иммигрантов, была возможная инфильтрация советских шпионов. Такие шпионы наверняка были, пусть даже Петров сообщал о своих неудачных попытках их вербовки (у него практически не было контактов в организациях белых русских), и пусть сотрудники ASIO тоже или не находили их в большом количестве, или скрывали от общества свои находки[803]. Безусловно, советские шпионы имелись в лагерях перемещенных лиц в Европе, и кажется маловероятным, что советские спецслужбы не внедрили своих людей в гущу ди-пи, переселившихся в Австралию. В автобиографическом романе бывшего ди-пи чеха Владимира Борина о присутствии советских шпионов говорится как о некоей данности, и почти наверняка он не понаслышке знал об их существовании[804].
С 1948 по 1950 год в страну въехало больше всего ди-пи по программе массового переселения: это время начала холодной войны в Австралии и в остальном западном мире, когда и в политических кругах, и в народе усилился страх перед коммунизмом. Прежде всего боялись нежелательных настроений среди собственного населения, но затрагивало все это и сферу иммиграции. Русские переселенцы были не единственными и даже не главными объектами подозрений. Тревогу вызывали и мигранты из Средиземноморья – и это понятно, поскольку в Италии и Греции коммунисты были весьма мощной политической силой[805]. Были коммунисты и среди британцев, иммигрировавших в Австралию, и некоторые считали, что не следует пускать их в страну, или потом нужно отказывать им в натурализации[806]. У одного из этих британских иммигрантов имелись связи с русскими. После войны, находясь в качестве британского солдата на службе в Германии, Сэм Нельсон познакомился с девушкой Марией и женился на ней. Мария, ди-пи и медсестра, имела многонациональное наследие, типичное для выходцев из СССР: русскоязычная эстонка, она родилась в Советском Закавказье, в Баку. После переселения в Австралию Нельсон вступил в Компартию Австралии, но это привело к конфликтам с родственниками, которые ранее выступили организаторами его приезда, и он вернулся в Британию. Оказавшись там, Сэм и его жена решили уехать в Советский Союз. Мария подала заявление на репатриацию и получила разрешение вернуться на родину вместе с двумя детьми. Неизвестно, позволили ли Сэму приехать вместе с семьей: советская власть, стремившаяся завлечь в СССР бывших граждан, как правило, весьма прохладно относилась к их супругам-иностранцам, обретенным где-то за рубежом, даже если те были коммунистами[807].
В отличие от перемещенных лиц, мигрантов из средиземноморских стран и из Британии не подвергали систематическим политическим проверкам; и о существовании таких проверок часто сообщалось для того, чтобы унять в австралийском обществе страхи перед русскими и восточноевропейскими иммигрантами. Тем не менее эти страхи не исчезали, особенно среди австралийских спецслужбистов, которые помнили, что русские в Австралии еще до войны питали симпатию к социализму и к СССР. В придачу, как только ди-пи стали прибывать по морю, на этих людей посыпались обвинения в коммунизме и нацизме со стороны других пассажиров, плывших с ними на кораблях[808].
Первыми жертвами стали русские, в особенности русские евреи, приехавшие в 1946 году из Шанхая, и в их числе – Исаак Фицер, на которого донес судовой казначей парохода «Неллор». А в ноябре 1948 года из Европы прибыло панамское судно «Дерна», среди его 545 пассажиров было некоторое количество евреев, на которых оказалось написано множество доносов. На Сэма Фишмана, молодого польского еврея, щеголявшего в гимнастерке и задиравшего пассажиров-прибалтов, которых он считал пособниками нацистов, донесли как на коммуниста сразу двое попутчиков – эстонец Вернер Пууранд, бывший капитан, и представитель IRO на борту корабля, полковник Огден Хершо. Когда пароход пришел в порт Фримантл, на борт взошли два полицейских вместе с сотрудниками иммиграционной службы и несколько часов продержали пассажиров в ожидании, не давая высадиться. Разумеется, мигрантов эта проволочка очень встревожила. Молодая полька, косвенно вовлеченная в эту историю, боялась, что ее будущее омрачит темное пятно, тем более что по судну распространялись слухи о том, что австралийские спецслужбы «беспощадны… если уж начнут охотиться на жертву, так не