вкушать клубнику – Ще уписывала её в обе щеки. И на вокзал…

20 июня

Утром в 10.52 прибыли в Москву. Крымско-киевское путешествие закончилось. Утром следующего дня распустились 9 розовых пионов, купленных в Киеве за 15 копеек за штуку, и источали медовый аромат.

22 июня

Зазвучали старые песни: магазины, очереди, стирка, печатанье. За 3 дня я отгрохал 26 страниц своей ЮБиблии. Тема: художник и общество, художник и власть.

24 июня

«Всё прошло, как всё проходит». Началась рабочая неделя, позади остались Симеиз, море, Киев, Днепр. В 7 часов утра Щекастик отправилась на работу в своё НИИ, в закрытый «ящик». Немного загорелая и изрядно грустная. Через полчаса двинулся и я. В метро было душно и противно. К 9 часам в Главной редакции стал собираться творческий народ, и все с удивлением рассматривали мою чёрно-белую бороду, отпущенную в отпуске. Посыпались сравнения: Хемингуэй… Амундсен… Церетели… И что обидно: сравнивали не с Акакием Церетели, поэтом и интеллигентом, а с Ираклием – лидером грузинских меньшевиков, противником Ленина.

Любопытно, что не только я написал отчёт о поездке, но и Светлана Орлинкова, в своих записях отметила: «Безелянский, строгий, динамичный, напористый…» Так воспринимала?

Жизнь разворачивает свои сюжеты. В ночь с 30 сентября на 1 октября Ще почувствовала себя плохо. Вызвали «скорую», и в 3.45 мы переступили порог больницы № 67. Щекастика увели, а я остался ждать.

4.25 – вышла Ще со словами: «Сейчас будут смотреть…»

4.45 – «Кладут…»

4.50 – Ще отдает назад вещи, поцелуй наспех, – и новая больничная эпопея: после Боткинской, Щипка, Тушино, теперь № 67. Бедная Ще. Минут 5 постоял в коридоре и пошёл с авоськой, набитой вещами, в ночную тьму и в звенящую тишину. В 5.30 сел в троллейбус и поехал домой. Утром позвонила Ще: боль прошла и просто лежит…

1 октября

После беспокойно-тревожной ночи отчётно-выборное партийное собрание в Главной редакции вещания на Латинскую Америку. Беготня, подготовка, режиссура. Мой доклад занял 20 минут. Динамичные прения и выборы. 23 человека проголосовали «за», один – «против». А это значит, что я выбран секретарём партбюро на второй срок. Пришёл домой и рухнул, как сноп. По песне: «Ну и денёк – честное слово! / Мало душе шара земного!..»

2 октября

В 7 утра звонок от Ще… А погода сверхтёплая, тихая и листопадная, повторен рекорд 2 октября 1899 года: +22. Сейчас бы гулять и гулять, но нет Щеки, а меня захлёстывает рабочий поток. Если говорить на дикой смеси испанского и португальского, то – трабахо, трабалья, трабахадорес, трабахандо… работа-работа-работа… Я – секретарь партбюро да ещё ВРИО отдела, и меня рвут на части… Но, очевидно, проблемы не только у меня: по коридору, как тень, бродит Толя Трусов (жена и дети на Кубе, и он в странном положении: и не женат, и не холост). И в строгой книге вечернего дежурства вместо официального языка перешёл на лирический:

Дежурил без особого труда.

Ах, если б так дежурилось всегда.

Ах, Толя Трусов! Это – жизнь: что-то легко, а что-то непосильно трудно.

21 октября

7 октября на такси привёз Щекастика домой, а утром 20-го, в воскресенье, снова больница в Тушино. Вновь ожидания и разбитые надежды. И никакой расшифровки личной жизни… Одна только фраза Ще по телефону: «Освободилась от комплекса».

3 ноября

7-я годовщина нашего союза с Ще. В гости пришли ближайшие родственники – ребёнок и Ляля. Ели кулебяку, смотрели фотоальбомы, слушали музыку – «звонки-звоночки» Джеймса Ласта.

6 ноября

«Треугольник»: босс Бабкен, я, партийный лидер, и Алехандро Сериков, профсоюзы, ходили по редакционным комнатам и поздравляли с 57-й годовщиной Октябрьской революции. И милостиво разрешили уйти пораньше с работы домой… Вечером сбор у Лены Чижовой-Мхитаровой.

7 ноября

Сверху летела белая крупа, и решили на демонстрацию не ходить. С упоением читал «Чёрного принца» Айрис Мэрдок.

8 ноября

С утра прошлись с Ще, ведя длинные философские разговоры о судьбах цивилизации и отдельного человека. И докончил печатать 4-й том ЮБиблии, 103 стр. в итоге, одна из первых главок «Все мы неизбежно властвуем и подчиняемся» до «Революция безумия – бунт против мира». Но о томах чуть позже. Успел ещё доделать фотоальбом Ще, потом положил его на стул, сел и стал прыгать, чтобы фотографии лучше приклеились. Со стороны это выглядело забавным…

11 ноября

В студии записи на ул. Качалова присутствовали на концерте «Кандомбле» Жозе Сикейра, бразильского композитора, президента ауньён дуз музикус Бразил (так это звучит по-португальски). Ну, а «Кандомбле» – это оратория, сложное полифоническое произведение. Получили долю удовольствия… Барабаны, тампаны, за всё это автору «муйто о бригаду» – большое спасибо.

19 ноября

В гостях у Тани Налетовой в доме на ул. Горького. Поразила меня вопросом «А что такое инфляция?». Муж-автомобилист не в курсе. Они оба живут в своём замкнутом мирке и довольны. Большая жизнь где-то на другой планете.

23 ноября

В к/т «Октябрь» на утреннем сеансе смотрели фильм «Романс о влюблённых». Картина необычная и снятая «раскрепощённой» камерой оператора Левана Паатишвили. Непривычны и сценарные ходы режиссёра Андрона Кончаловского, какой-то новый молодёжный стиль. Чистенько, высветлено, накрахмалено – полный противовес мрачному «Последнему танго в Париже». Там – «Их нравы» (любимая наша газетная рубрика), у нас – «Русское поле» и «Романс о влюблённых». Под впечатлением фильма написал пространную рецензию на картину, но переписывать её не буду, и не потому, что это удлиняет текст, а просто потому, что прошло и исчезло, не оставив заметного следа в культурной жизни страны и народа. Вот и на Западе, по сообщениям газет, фильм Андрона вызвал большое разочарование. Одни реверансы в сторону власти армии, молодёжи и т. д. Попытки угодить всем. Жалко прекрасных актёров: Елену Кореневу и Смоктуновского, он играл трубача…

12 декабря

Так называемые дежурные строки, посвящённые Виктору Шестирикову, о трёх преферансистах – Шестике, Хаче и Ю.Б.

Снова троица, как бы святая,

Собралась в декабре, как бывало.

Не стесняясь, о прошлом болтая,

Под хрустальный смешок бокала…

Поредели немного кудри,

Лоб прорезали складки Сократа.

Поступать в жизни стали мудро,

Да и взвешиваем всё стократно.

А в итоге чего мы достигли?

Трафальгар, Сталинград, Ватерлоо?..

В этой жизни всё – фигли и мигли,

Но и это, увы, уж не ново…

Мне 42 года, Шестириков старше, Хача моложе на год, и никто не знал, кому что уготовано судьбою. Хача стал крупным совминовским