Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С другой стороны, именно 1970-е годы оказались на редкость спокойными. Нараставшее в обществе недовольство перестало быть, как некогда, открытым противостоянием сторонников и противников советской власти. Прозорливые люди по обе стороны баррикад ясно сознавали, что система, построенная в сталинские годы, медленно, но неуклонно движется в тупик.
В интеллигентских кругах широко циркулировала неофициальная литература, оживленно обсуждались отъезды, разрешенные с начала семидесятых; появились новые слова: самиздат, отказник, контора… Яркой приметой эпохи была борьба с инакомыслием и «диссидентами». И хотя на открытый протест отваживались лишь отдельные смельчаки, в глубинах общества всё более нарастало брожение, проникавшее со временем в различные социальные слои (в том числе и в государственные, и даже охранительные структуры).
Инакомыслие затрагивало не только противников, но и охранителей Системы. Многие из них — те, кто по своему положению в советской иерархии был допущен в области, недоступные для большинства граждан, и располагал более или менее достоверной информацией, — ощущали себя, если вспомнить Оруэлла, членами некоей Внутренней партии, куда заказан доступ «профанам».
Не отвергая, а зачастую и применяя откровенно репрессивные методы в отношении инакомыслящих «интеллигентов», эти группы (напоминающие масонские или близкие к ним) и сами могли считать себя диссидентскими по отношению к догматической идеологии. Правда, на этом уровне вопрос ставился совершенно иначе: речь шла не о разрушении, а о спасении Системы, о продолжении Великого Эксперимента, тем более что прогресс в различных научных областях — медицине, биологии, химии — открывал дорогу и альтернативным решениям, преследующим, в частности, утопическую цель: изменение психики и генетики советского человека, иначе — «улучшение» человеческой природы, полное обновление его «кода».
Интерес к человеческому сознанию и возможностям его программирования советская наука проявляла еще в 1920-е годы (так, в 1925 году была создана лаборатория по изучению мозга Ленина — на ее основе сформируется позднее московский Институт мозга), но с течением времени это направление, похоже, еще более активизировалось, превратившись в одно из важнейших направлений работы «внутренних структур». Эти эксперименты проводились в учреждениях различной направленности (в Ленинграде, например, специальными исследованиями такого рода занимался НИИ особо чистых биопрепаратов).
Однако на поверхность «болота» эта информация, естественно, не проникала. Страна продолжала жить в полном неведении, полагая, что великая империя СССР, занимающая одну шестую часть суши и осененная красными звездами Кремля, — непобедима и бессмертна.
Неотъемлемой частью советского повседневного быта становится телевидение. После утомительного трудового дня советские люди усаживались перед экраном, чтобы посмотреть последние новости. Это был своего рода ритуал, принятый во многих семьях. Новости имели название (сохранившееся и до наших дней) — «Время». Выплывала башня, увенчанная лепестками кремлевской звезды, стремительно взлетал спутник (символ поздней советской эпохи), и два строгих диктора, мужчина и женщина, по очереди произносили слова: «Здравствуйте, товарищи. Вы смотрите информационную программу “Время”».
О том, что такое советская цивилизация и в чем заключается сокровенный смысл эпохи, выпавшей на их долю, рассуждают персонажи романа: инженер-химик, носящий древнегреческое имя Орест; его сын Чибис, чьи разрозненные мемуарные записи и составляют книгу; доктор Строматовский, возглавляющий некую «ложу», участники которой пытаются найти способ спасения СССР как цивилизационной системы; и, наконец, философ-книгочей Матвей Платонович Тетерятников — именно в мозгу этого визионера и путаника, чей странный, удивительный дар соприроден талантам русских гениев (можно вспомнить, например, Николая Федорова), складывается оригинальная теория, позволяющая по-новому взглянуть на ход мировой истории.
* * *Уже в древние времена, рассуждает Тетерятников, люди накапливали знания и пытались приблизиться к истине. Одна эпоха сменяла другую, но в каждой великой цивилизации присутствовал Дух, помогавший людям отделить любовь от ненависти, добро от зла. Духовный опыт, накопленный поколениями, отражался в мифах. «Мифы объединяют человечество, — объясняет Тетерятников сыну Ореста, — мы рождаемся и умираем в разные исторические эпохи, однако в духовном смысле движемся одной дорогой».
Нынешняя (христианская) цивилизация черпала из многих источников. Размышляя об этом, Тетерятников выделяет главнейшие: Египет, Вавилон, Иудею. По одной из легенд, на которую и ссылается Матвей Платонович, именно из этих областей тогдашней ойкумены в Вифлеем явились три мудреца и мага (традиция именует их волхвами), чтобы поклониться Младенцу и возвестить миру о рождении новой Истины — Христа.
Восточная звезда, которая вела волхвов, «остановилась над местом, где был Младенец». Наступил великий момент, определивший развитие европейской цивилизации на многие века. Вифлеемская звезда, воссиявшая над миром, свидетельствовала о наступлении новой эры, построенной на основаниях Любви и Добра. Это евангельское предание — своего рода осёлок, на котором, как видится Тетерятникову, проверяется истинное величие той или иной эпохи.
Явление в мир Сына Человеческого исполнилось, по слову апостола Павла, когда «пришла полнота времени». Насыщенность «временем», то есть духовным содержанием, определяет сущность и смысл каждой цивилизации. С этой точки зрения история российской страны не раз вызывала сомнения. Наиболее яркий пример — Чаадаев, скорбевший, как известно, о том, что Россия отклонилась от магистрального пути, по которому движется просвещенное человечество («Одна из самых прискорбных особенностей нашей своеобразной цивилизации, — сказано в его первом «Философическом письме», — состоит в том, что мы все еще открываем истины, ставшие избитыми в других странах <…> Мы стоим как бы вне времени…»). Однако Чаадаев жил и мыслил в христианской стране. Тетерятникову же довелось прожить жизнь в стране воинствующего атеизма, громогласно объявившей себя великой, но утратившей связь с воистину великими цивилизациями, прежде всего — иудео-христианской. В историческом пространстве, где нет Любви и Добра, нет и «полноты времени». Советская цивилизация предстает в романе как эпоха безвременья, спасти которую способно лишь Чудо. Именно на Чудо и надеется Тетерятников, размышляя о судьбах советской империи, выпавшей из потока мировой преемственности. Народы, отринувшие духовный опыт предшественников, остаются, по убеждению Тетерятникова, на обочине истории.
Для шестнадцатилетнего подростка эти рассуждения становятся подлинным откровением — современный мир открывается ему в новом свете («Чибис не догадывался, что слова этого безумца перевернут его жизнь»).
* * *В центре повествования — судьба трех поколений Чибисовой семьи. Каждый
