— Не знаю.

Боярин снова упер чело в ладонь и смотрел на холопа через пальцы. Имя — единственная нить. Но из одной нитки не сшить рубаху. Род воеводы корнями уходил в Новгород. Дед Остромир сидел там посадником после смерти князя Владимира Ярославича. Когда б и сей отрок вел свое происхождение из новгородской земли… Тогда, возможно, прояснилось бы это сходство. Оно бросилось воеводе в глаза еще в тот раз, когда в усадьбу приходил отец парубка. Боярину пришла на ум странная мысль. Мальчишка мог быть его сыном, если б… Если бы он, воевода, хоть раз в жизни бывал в Ростове. Но он никогда не видел этого города. И последние пятнадцать лет никакая женщина кроме Марьи не возлегала с ним на ложе.

Холоп точь-в-точь напоминал самого воеводу в далеком отрочестве. Когда-то давно Янь Вышатич видел эти черты лица, отраженные на глади воды, в зеркальных пластинах доспехов и на широком клинке ромейского меча.

Теперь же гадать об этом сходстве — пустое дело.

— Почему ты продал себя в холопы? Так плохо жилось в доме твоего отца?

— Отец был добр ко мне.

— Тогда почему?!

Боярин взялся за подлокотники и нетерпеливо подался вперед. Отрок тревожил его своей странностью.

— Он бы не отпустил меня.

— Куда не отпустил?

Несда, помявшись, ответил неохотно:

— Господь сказал: оставь все и следуй за Мной.

Воевода опешил. Поднялся со скамьи. Снова сел. Протянул руку к жбану с квасом, жадно испил из ковша. Все это время не спускал глаз с отрока.

— Ты назвал Христа холопом? — с едва скрытым раздражением и недоумением спросил он.

— Бог принял рабство, родившись в человеческой плоти, — упрямо сказал Несда. — Он появился на свет в скотьих яслях. Он умыл ноги ученикам. Ему плевали в лицо как негодному рабу. Его казнили позорной смертью.

Воевода откинулся на спинку скамьи и долго молчал, словно забыл о холопе. Несда украдкой зевнул — истерзанная спина и озноб не дали спать ночью.

— Ты больше не будешь работать на поварне, — молвил вдруг боярин. — Скажу ключнику, чтоб перевел тебя в сенную челядь. Мои глаза стали плохо разбирать книжные письмена. Ты будешь читать мне, когда велю. Рад сему?

Несда онемел. Рад ли он этому?

— Можешь также сам брать из ларя книги, какие захочешь. Но только чистыми руками. И не капать на листы воском.

— Я… Я твой раб до гроба, хозяин! — пробормотал отрок, сам не свой от счастья.

Воевода невесело усмехнулся.

— Холоп клянется в своем холопстве. Иди. И позови ко мне ключника.

Оставшись один, боярин вновь погрузился в раздумья. Дивные дела творит порой судьба. Еще накануне вечером он вопрошал у Псалтыри, умрет ли он, не оставив наследников. Нынче ему помстилось, будто мальчишка-холоп — его сын. Всего лишь помстилось… Или… Боярин собрал чело складками. Отрок умен, д обро воспитан, наставлен в Христовой вере, даже слишком. Украл книгу? Так не из корысти, не снес ее на торг. Боярин вспомнил, как хотели изловить русалку, и губы невольно раздвинулись в улыбке.

Выдать отрока за плод давнего блудного греха? Некоторое время воевода колебался. Это было соблазнительно. Пусть и кривой, но все же способ обзавестись продолжателем рода.

У отрока есть отец. И есть Марья, для которой этот плод греха станет нестерпимой обидой.

Когда в двери горницы возникла жирная фигура ключника, воевода отверг соблазн.

Честной пир бушевал.

Князь Святослав праздновал завершение многодневных ловов — первых осенних. Из пущей и с равнин под Белавежей дружина воротилась обремененная звериной добычей. На множестве телег везли битых вепрей, лосей, медведей, лисиц. Не счесть было настрелянных мимоходом зайцев, уток, гусей, журавлей, цапель, тетеревов, лебедей. Отдельным поездом двигались четыре телеги, связанные попарно. На них, будто две горы, лежали турьи туши. Боярину Твердиле Славятичу выпало счастье сойтись в поединке с сердитым зверем рысью и одолеть его. Гордый победой боярин повелел привязать мертвого хищника на седле и сам вел коня в поводу рядом со своей кобылой. За обозом гнали усмиренных и связанных меж собой диких коней, наловленных для княжьих табунов.

Теперь вся битая дичина освежевывалась, потрошилась, варилась, начинялась, жарилась, упревала, вялилась, солилась, приправлялась и вытапливалась на сало. Вместе с ней упревали на поварнях повара и в пекарнях пекари, сооружавшие диковинные пироги. Разрумяненная в жару и пару челядь суматошно бегала, едва поспевая там и сям, попадая из огня да в полымя — из-под горячей руки старшего повара на зубок самому младшему пекарю, а затем еще под тяжелые тумаки ключника. Завидная доля была у тех, кто носил готовые блюда к столам. Эти хоть и тоже сбивались с ног, но печной чад их не касался и от лишних затрещин спасала спешная беготня туда-сюда.

Во дворе длинной изломанной вереницей выставлены столы для младшей дружины. На верху терема в светлой, обширной палате гудели старшие княжи мужи. Все столы в палате не поместились и выехали далеко на гульбище. Для большой дружины никаких хором не хватит.

На столах царило душевное раздолье. На золоте и серебре застыли во взлете белые лебеди и пестрые утки, беззвучно токовали черные тетерева, спали, завернув голову под крыло, журавли. На вертелах вплывали цельные туши вепрей, гусей, куски лосины и медвежатины, затем укладывались на длинные серебряные блюда. В латках несли, высоко подняв вверх, зайчатину — печеную, заливную, соленую, с лапшой, начиненную репой, яйцами и кашей. В братинах дымились мясным духом крутые похлебки и рассольники с почками, с кишками, с потрошками, с рублеными языками и заячьими пупками. И всего прочего было не перепробовать — уха из цапли, медвежья солонина с чесноком, турьи и лосиные языки на вертелах, лосина печеная, караваи с зайчатиной, желудки с грибами и с яблоками, кишки с ветчиной, лебяжий потрох, заливное и крошеное лосиное осердье, лосьи губы в горшках, лосиная печень и лосиные же мозги, упаренные в рассоле.

Пекари также расстарались на славу. Пироги сами собой хвалились, в рот так и прыгали: пироги слоеные, пироги распашные, пироги подовые и в ореховом масле, кулебяки плетеные и узорчатые, караваи блинчатые, завернутые узлом, караваи ставленные и взбитые, оладьи пресные на конопляном масле. Посреди прочих высились целые хоромы из печеного теста — в два и три яруса, с крыльцовыми сенями и гульбищами, с резными ставенками и круглыми маковками, с петушками и коньками на охлупнях. В окошко тех теремков заглянешь — чего там только нет! Мясные и рыбные, грибные и сладкие начинки, каши разные, маковое молочко, творог и горошек, икра и ягоды, лесные да привозные, всякая разная сладкая и пресная овощь.

А кроме всего того, для перемены вкуса и для заедок в промежутках наготовлено обилье рыбных блюд: запеченые окуни, сельдь на пару, белорыбица, осетрина и лещевина заливные, стерлядь вяленая, спинки лососиные и судачьи, уха из карасей и лещей, вязига белужья, щука в подливке и с приправами, щучьи головы с хреном и чесноком, молоки и печенки налимьи, снетки, каша с севрюгой, белужья печень.