И, наконец, последнее изменение: время. На серебряном лице преследовали друг друга чередующиеся полосы света и тьмы, сначала медленно, как будто страницы перелистывались, затем быстрее. Создания, ползавшие по берегу, двинулись вглубь суши, а вернулись оттуда уже другие, измененные. Они создали геометрические формы и сетчатые узоры, последние росли, выпуская то прямые, то изогнутые линии, которые покрывали всю местность, соединяясь друг с другом. Страницы перелистывались все быстрее, узоры росли; но потом остановились. Время шло, они не менялись, потом и вовсе сократились, связующие каналы исчезли; съежившаяся и жалкая, сеть не модифицировалась. Мелькали страницы. Что это было? Лицо Ее родной планеты? Или других, которые Она уже посетила? Слишком большое и слишком маленькое, слишком быстрое и слишком медленное, оно не имело смысла. А может, подобно тьме и свету на внутренней поверхности еще не взорвавшихся иллюминаторов, его смысл терялся в бесконечности.

— Это ложь, — сказал Фурд. — Уводите нас отсюда.

«Чарльз Мэнсон» развернулся на месте, включил ионный двигатель на пятьдесят процентов и ушел прочь; он хотел не только сбежать от того, что Она делала или чем становилась, но и выбраться из тюрьмы в шестнадцать сотен футов, которую они делили с «Верой» в безбрежности Пропасти. Гнетущее напряжение последних часов, существование которого никто из команды никогда бы не признал, начало спадать.

Теперь «Вера» осталась позади, но изображение серебряной планеты по-прежнему заполняло собой все, и все больше подробностей изливалось на экран сверху и снизу по мере того, как «аутсайдер» все дальше уходил от противника. «Чарльз Мэнсон» почти мгновенно покрыл расстояние в тридцать тысяч футов, но рельефный ландшафт так и не уменьшился. Команда знала, это ложь. «Вера», видимо, что-то сделала то ли с экраном, то ли с сенсорами, а может, с самой тканью космоса между ними, но картинка не уходила. Тахл отключил всплывающие окна, где корабль вел отсчет расстояния, массы и структуры, и очень хотел отрубить изображение полностью. Оно было обманчивым и не имело значения.

— Нет, — ответил Фурд, опередив вопрос Кир, — мы не убегаем… Каанг, какая между нами дистанция?

— Восемьдесят тысяч футов, коммандер.

— Отведите «Чарльз Мэнсон» на сто пятьдесят тысяч футов от «Веры», пожалуйста. Кир, приготовьте корпускулярные лучи к бою.

— Коммандер, — сказала Кир, — у этого серебра такой же состав, как и у пирамиды.

— Это тоже ложь. Она что-то сделала с нашими приборами или чувствами, это ложь.

— Мы не стреляли по пирамиде! И если откроем огонь по этому, то никак не сможем предсказать его реакцию.

— Любое его действие будет ложью.

— Коммандер, кажется…

— Нет, это говорю я, Кир. Не Она.

— Но это могут быть Ее слова.

— Нет. «Вера» не овладевает разумом, не вселяется в мозг. Она создает события и легко предсказывает то, как мы на них отреагируем. — У Фурда уже заронилось подозрение, почему так происходит, но сказать остальным он не осмелился. «Она знает нас и всегда знала».

На расстоянии в сто пятьдесят тысяч футов изображение перестало заполнять экран. В первый раз они смогли рассмотреть объект полностью. Тот удалялся, казался вполне реальным, но от этого выглядел еще более странно.

Они ожидали, что, когда спадет иллюзия масштабов, когда они увидят его парящим на фоне Пропасти, сумеют разглядеть очертания объекта, понять, что перед ними всего лишь корабль вроде «Чарльза Мэнсона». Но серебряная магма была размыта по краям и походила на масляное пятно, размазанное по мокрому асфальту. Застывшая лава превратила расстояние между кораблями в воображаемую улицу, пропахшую дождем и мочой.

Каанг развернула корабль носом к «Вере» и остановила его.

— Спасибо, Каанг. Кир, пожалуйста, откройте огонь корпускулярными лучами.

Те кинжалами взрезали пространство. Фурд представил, как по мокрой улице задул ветер, как взлетел с асфальта бумажный мусор и захлопали афиши, словно летучие мыши, прибитые к стене за одно крыло. Разумеется, все это было ложью: корпускулярные лучи действовали почти мгновенно и поразили «Веру» в правый борт, пока воображаемые картины только начали формироваться в мозгу коммандера. Она не стала использовать отражатели.

Серебряный покров вобрал в себя синюшный цвет лучей, затем вспыхнул белизной. Легко и чисто он отвалился от корпуса, словно кто-то накинул на «Веру» плащ, который та теперь сбросила. Вращаясь, он улетел от Нее прочь и, воспользовавшись энергией корпускулярного орудия, превратился в копию «Веры», переливающуюся множеством оттенков серого.

— Полноразмерная, — сказал Фурд Кир. — Ваша была меньше четверти.

Та злобно взглянула на него.

Как и «Вера», развернувшись правым бортом вперед, копия медленно двигалась по направлению к ним, оставив оригинал позади, и вскоре остановилась. Фурд жестом приказал Кир прекратить огонь.

Перед ней, между ними сражались светло-серые и темно-серое тени направляющих лучей — Ее и их. Не добившись ничего, сведя бой к ничьей, они превратились в спутанный клубок, из которого, один за другим, они удаляли себя и исчезали. На корпусе двойника играли бледно-серые мазки света от гармонических орудий. Его усеивали серые тени от лазерных лучей, те отражались, когда отдельные пластины обшивки превращались в оловянные зеркала. Над копией огромным «игреком» расходились бледные «огненные опалы», роем спускались к двум большим кратерам на невидимой левой стороне и исчезали.

Еще один залп гармонических орудий. Внутри копии появился свет, не имевший названия оттенок серого. Взорвались иллюминаторы. Из двойника излилось точное повторение серебряной оболочки, в которой он родился. Та сначала обернулась пейзажем, потом рельефом планеты. Обман, передающий копию обмана. На ее поверхности сменяли друг друга страницы света и тьмы, росли сети, сокращались, а потом объект ринулся прямо на «Чарльз Мэнсон», заполнив собою весь экран. Тени от деталей на поверхности росли прямо на глазах. За секунду до удара одно из серых морей, бывшее озером, а до того иллюминатором, открылось, словно жаждало проглотить «аутсайдер».

Копия прошла над ними, под ними, вокруг них, скребя корпус. Экран переключился на вид с кормы, показывая, как сгусток, кувыркаясь, рассеивается, превращаясь в то, чем всегда был: практически в ничто. Тахл включил всплывающие окна, но те сказали, что объект нереален и не может быть подвергнут анализу. Смитсон доложил о повреждениях: поверхностные царапины на обшивке. «Ей не нужно было останавливаться, — подумал Фурд. — Одна копия порождала бы другую, та — следующую, и так до бесконечности».

«Вера» висела перед ними на расстоянии в сто пятьдесят тысяч футов. Серебряный слой полностью исчез. Экран без всякого приказа сфокусировался на иллюминаторах. По их краям зияли зазубрины, там, где взрывами вырвало пластины обшивки, а на месте черного стекла, чуть глубже, виднелась матовая поверхность того же темного оттенка, что и узоры на корпусе. Выглядело это так, словно окна забили изнутри.