Перл подошла к ней, откинула с ее лица прядь волос. Та же бледная кожа, те же бездонные глаза – Селене показалось, будто они знали друг друга всю жизнь. Она потянулась к Перл, и та помогла ей подняться на ноги. Она была намного сильнее, чем можно было предположить по ее хрупкому телосложению. Вместе, пошатываясь, они добрались до дивана. Селена тяжело опустилась на мягкие подушки. Она все еще чувствовала руки Грэма на своем горле, как чувствовала и эту ужасную боль – острую, едкую, жгучую.

Перл накрыла ее колени пледом. Сама она садиться не стала.

– Он мертв? – прошептала Селена, разглядывая неподвижно лежащего в коридоре Грэма.

– Нет, – ответила Перл не слишком уверенно.

Селена не сводила с мужа глаз. Перл все еще держала в руке пистолет.

– Зачем ты заставила меня пройти через это? – спросила она Перл слабым, натужным голосом. – Всех нас?

Перл молчала.

– Мы бы с радостью приняли тебя в семью, – продолжила Селена. Она не знала, было ли это правдой. Не могла говорить за Марисоль. Даже за себя. Не представляла, как отреагировала бы на ее появление Кора. Она просто хотела верить, что сумела бы найти для Перл – такой несчастной, такой израненной – место в своем сердце и в своей семье.

– Нет, – возразила Перл. Спокойно. Отстраненно. Безэмоционально. Так же хладнокровно, как и всегда. – Не приняли бы.

– Откуда ты знаешь? Мы едва знакомы.

– Я знаю людей, – пояснила она безо всякой обиды. – Я бы стала неприятным напоминанием о недостатках, ошибках, изменах твоего отца. Нашего отца.

Селена перевела взгляд на Перл, краем глаза все еще наблюдая за Грэмом. По телу начала разливаться пульсирующая боль.

– Поэтому ты решила нас помучить? – предположила Селена. – Ты не верила, что можешь обрести в нас семью – и захотела разрушить наши жизни? Или что? Ты руководствовалась какими-то другими причинами? Все из-за денег? Хочешь еще?

Селена достала из кармана купюры – жалкую пару тысяч – и протянула их Перл. На лице сестры появилась легкая улыбка.

– Я понимаю – этого мало, – сказала Селена. – Но у меня есть еще. Назови цену. Что мне сделать, чтобы все мои проблемы разрешились сами собой?

Она разжала ладонь. Деньги разлетелись по полу, словно палые листья. Слишком поздно. Ее проблемы уже ни за что не разрешатся сами собой. Напротив, они только начинались. Грэм застонал. Она едва поборола желание подойти и пнуть его под дых. Правда, сейчас у нее вряд ли хватило бы на это сил.

Вдалеке завыли сирены. Интересно, услышала ли их Перл.

– Может быть, сначала дело и было в деньгах, – призналась Перл, усаживаясь в кресло напротив Селены. – А может быть, в мести. Или и в том, и в другом. Я искала возможность проникнуть в твою жизнь. И я ее нашла.

Селена приподнялась. По шее, рукам и спине прокатилась волна боли.

– Твоя жизнь казалась мне идеальной, – объяснила Перл. – Но я ошиблась.

– Еще как, – отозвалась Селена.

– Твой муж – ужасный человек, Селена. Я и представить себе не могла насколько – пока не начала следить за ним. Он чудовище.

В голове Селены начало проясняться, она снова обрела способность концентрировать мысли. У нее было так много вопросов. Как Перл проникла в дом? Когда? Это она писала Грэму? Что такого она о нем узнала? О чем еще Селена не имела понятия? Вопросы сыпались на Перл один за другим.

Вой сирен нарастал. Перл не стала отвечать. Она поднялась, попятилась к двери.

Селене захотелось ухватить ее за руку, попросить остаться. Но она не последовала этому порыву. Они не были подругами. Пока что они и не могли ими быть. Вероятно, Перл не ошиблась, сказав, что они навсегда останутся друг для друга лишь горьким напоминанием о тяготах и лишениях, о несправедливости и несовершенстве жизни.

– Это он убил Жаклин Карсон? Или это сделала ты? – наконец выдавила Селена.

– За всю свою жизнь я не причинила вреда ни одному человеку, – ответила Перл. – Такого вреда.

Ее слова прозвучали эхом недавних заявлений Грэма. Не говоря уже о том, что терзали людей они оба с большой охотой – причем полностью отдавали себе в этом отчет.

– Я все видела, – сказала Перл. Селена не знала, кому и чему верить. Кто на кого охотился? Кто кого убил? Да уж, эти вопросы были последним, с чем она мечтала столкнуться в своей жизни. – Я знаю, что это он.

– Нет… – чуть слышно просипела она. Выдавила из себя один-единственный слог, который служил ответом – протестом – на все.

Так много вопросов. Она хотела знать, что видела Перл, как проследила за ним. Хотела знать все, что знала она. Но почти не могла говорить. А может, в глубине души просто не так уж и хотела спрашивать.

Вой сирен стал еще громче. Телефон Селены звонил не переставая. Грэм неподвижно и безмолвно лежал на полу. Может быть, она все же убила его?

Перл казалась такой маленькой, такой несчастной. Чужая для Селены. Чужая для всего мира. Бабочка. Красивая и неуловимая. Сотрясающая мир мановением маленьких крылышек. Черная бабочка.

– Моя мать… – Селена осеклась. Впервые в жизни она увидела размытые серые очертания действительности. Перл продолжала пятиться к двери. – Мой отец тоже. Они рассказали мне обо всем, что тебе пришлось пережить. И обо всем, что заставила пережить их ты. Я знаю тебя. И понимаю. Все понимаю.

Перл посмотрела на Селену, ее губ коснулась улыбка, а глаза вдруг залучились чем-то очень похожим на доброту – а может, это была жалость. Их и правда что-то связывало. Она почувствовала это еще тогда – в поезде. Ощутила истинную близость – искреннюю, глубокую в своей основе, но такую темную, такую изломанную, такую ненадежную в окружающей их действительности.

Перл оглянулась через плечо – сирены голосили все ближе и ближе.

– Что бы ни ждало тебя в будущем, – прошептала она, снова поворачиваясь к Селене, – худшая из твоих проблем вот-вот разрешится сама собой. Раз и навсегда.

Селена прикрыла глаза – ей показалось, всего на мгновение.

– А что случилось с Женевой?

Проснулась она, когда комната наполнилась светом и криками.

Перл уже не было.

Она лежала в машине «Скорой помощи», ее дом заливал мигающий красный свет. Она посчитала остальных: еще две неотложки, четыре полицейские машины, два седана без опознавательных знаков. Не меньше двадцати мужчин и женщин – полицейских и парамедиков – неторопливо расхаживали по ее лужайке и дому, выполняя свою работу. За пределами оцепленной зоны собрались соседи – они повыскакивали прямо в пижамах и теперь стояли у ее участка, скрестив руки на груди и озабоченно переговариваясь. Они столпились вокруг ее дома посреди ночи – чтобы стать вторящим коротким репликам полиции хором, чтобы посмотреть, как рушится все, что она построила и считала своим. Но она ощущала странную оторванность от происходящего. Вероятно, виной тому были лекарства, которыми ее успели накачать.