чуть наклоненной в знак благодарности головой. Иногда мое лицо оставалось совершенно пустым, и слуги могли сами решить для себя, что они в нем видели. Горе? Надежду? Желание поскорее отделаться от их общества?

Некоторые из слуг даже поздравили меня с новым титулом Королевы Света. Интересно, знали ли они, что у меня теперь, помимо солнечных глаз и уважения при дворе, появились и неведомые магические силы? Неведомые, потому что я их до сих пор вовсе не чувствовала.

Каждый день я получала письма от Люсифера, в которых он спрашивал о моем благополучии и интересовался, не стоит ли ему быть рядом со мною. Я неизменно отказывала ему, не зная, выдержу ли его присутствие. До сих пор я много и тяжело изображала деланную холодность, изгоняя на задворки души все свои чувства, пока внутри не остался лишь белый безмолвный туман – но не знала, сумею ли не расстаться с маской, когда увижу Люсифера. Когда он увидит меня.

Я предстану перед ним исхудавшей, уставшей, бессильной. Совершенно опустошенной.

Я знала, что он ужасно волновался – но, уважая мою волю, он так ни разу и не явился в Белый дворец. Если бы не эта пустота, я наверняка почувствовала бы облегчение и благодарность. Теперь же, как и всегда в последнее время, я не ощутила ничего.

Что ж, эта пустота была, по крайней мере, лучше той ужасной боли, которую я испытала вскоре после смерти Леандера.

Я продолжала существовать. Я работала с утра до вечера, по возможности отвлекаясь от всех своих мыслей. На завтраке и обеде я не присутствовала, так как обычно уезжала в лазарет на рассвете и возвращалась незадолго до полуночи. Впрочем, это было всего лишь предлогом; по правде говоря, я все еще не готова была снова встретиться с сестрой. Тесса сумеет заглянуть за мою маску и попытается мне помочь – но не по-дружески, а по-своему, жестко и настойчиво. Я знала, однако, что мне никто не сможет помочь, поэтому всегда ела в своей комнате. Мне нужно было справиться с этой внутренней пустотой самостоятельно.

Мадлен, принося еду, также каждый раз предлагала мне помощь. Она понимала, что со мной что-то не так, но я всегда открыто улыбалась ей и делала вид, что справилась со смертью Леандера. В какой-то момент и моя верная камеристка наконец сдалась. Она все еще выглядела испуганной, когда смотрела в мои солнечные глаза – но, казалось, потихоньку привыкала и к ним.

Я ни разу не посмотрелась в зеркало, но Мадлен продолжала жаловаться, что я слишком исхудала. Ела я ровно столько, сколько могла удержать в себе, но ни капли не поправилась. Я больше не тренировалась, и мускулы мои ослабли – но я не знала, сумею ли снова взять в руки меч. Особенно тот самый, с инкрустированной рубинами рукоятью. Подарок Леандера.

Вот он, этот момент! Тот самый момент, когда я должна была бы ухнуть в черную бездну. Когда я должна была бы заплакать и почувствовать боль. Но во мне снова не было ровным счетом ничего, лишь безмолвная, пугающая пустота. Я не знала, торжествовать ли, потому что я изгнала из себя бездну, – или дрожать от страха, потому что я не знала, где она сейчас пряталась и когда нанесет ответный удар.

Впрочем, излишне и говорить, что я ничего не почувствовала. Ни торжества, ни страха. Вообще ничего.

И так продолжалось до самого утра шестого дня.

Солнце только встало. Я неподвижно лежала в постели, глядя на гулявшую по потолку муху, как вдруг из горла моего вырвалось рыдание. Пораженная, я прислушалась к этому звуку, который вдруг показался мне таким странным. Затем последовали новые рыдания, и в следующее мгновение на мои пышные подушки закапали слезы из белого золота.

После этого на меня вдруг навалились воспоминания. Все те ужасные воспоминания, которые я так тщательно изгоняла и которые, как мне казалось, были утеряны навсегда. Они снова целиком захватили мое сознание.

А за воспоминаниями пришли и чувства.

Сначала я почувствовала неудержимое, всепоглощающее горе. Затем – отчаяние по поводу того, что со мной случилось. За отчаянием наконец пришла неуверенность. Каким будет мой следующий шаг?

У меня всегда был план. Я знала свои сильные и слабые стороны. Я всегда знала, кем хочу стать. Мне хотелось охотиться на чудовищ и исследовать с Люсифером мир.

Все это за последние несколько дней отошло на второй план. Я понятия не имела, что мне с собой делать. Жизнь больше не доставляла мне радости, так зачем продолжать влачить такое существование?

Последним моим чувством стал гнев. Он буквально накрыл меня волною, и внезапно я почувствовала, будто меня удерживают под водой. Гнев перекрыл страх и беспомощность, и я решительно пробилась обратно на поверхность. Теперь чувство гнева из гигантской волны переросло в пылающий ад.

Если бы этот подлый, жалкий трансакийский ублюдок не убил ударом в спину моего брата, а мой отец-чудовище не зарубил бы мать, все закончилось бы хорошо. Но все было не так, потому что я этого не предотвратила.

Часть моего гнева была направлена на убийц моей семьи, а часть – на себя саму. Мне следовало самой убить Авана и трансакийского солдата, прежде чем им удастся убить моих близких. Они оба заслужили медленную, мучительную, ужасную смерть. Мне хотелось бы терзать их неделями напролет, а затем бросить крысам жалкие останки их тел.

А сейчас мне пора было убираться отсюда. Немедленно!

От огненной ярости мне перехватило горло. Мне требовался свежий воздух!

На мне была только тонкая ночная рубашка, но мне было все равно. Я не могла пройти к выходу коридорами дворца; риск излить свой гнев на невинного человека был слишком велик. Открыв окно, я перелезла через парапет балкона и соскользнула вниз по колонне башни. Ветер, растрепав мои волосы, немного охладил мой горячий порыв.

Я спрыгнула на землю и побежала. Не имело значения, куда; главным сейчас было держаться на расстоянии от оставшихся во дворце людей. Я чувствовала глубоко внутри, что вскоре должно будет произойти что-то ужасное.

Я помчалась по парку. Острые камни царапали мои босые ноги, но и боль ничуть не ослабила мой гнев.

Гнев. Гнев! Гнев на меня саму, на Авана – но больше всего на того мерзкого ублюдка, который, как последний трус, ударил моего брата в спину кинжалом.

Я расправилась с этим трансакийским солдатом слишком быстро. Взяла – и просто обезглавила его мечом. Надо было подождать, взять его в плен, а затем применить к нему пытку водой! Я представила себе, как он заерзает под моей железной хваткой, как его легкие понемногу наполнятся соленой морской влагой, как обмякнет его тело, когда его наконец заберет к себе смерть. Да, убийца моего брата более чем заслуживал медленной, мучительной смерти.

Мысли о мести лишь разжигали гнев, который и без того огнем растекался по моим венам. В обычных обстоятельствах такие жестокие мысли напугали бы меня, но сейчас я не чувствовала ничего, кроме гнева.

Уже давно сбившись с дорожки, я все бежала и бежала. Горло горело, а глаза слезились от пронизывающего встречного ветра. Наконец я оказалась в дикой части дворцового парка; низко свисающие ветки царапали мне руки. Я бежала, пока легкие наконец не стали протестовать от боли, и тогда остановилась посреди березовой рощицы. У меня все болело, но мой неудержимый гнев перекрывал и боль.

Леандер был мертв.

Крик вырвался из моего горла, такой громкий, хриплый, грубый и злой, что птицы вспорхнули с деревьев и с гомоном взлетели в воздух. И вовремя!

Горячая вспышка гнева, затопившая все мое тело, превратилась во что-то куда большее. Сосредоточив это тлеющее чувство в руках, я резко выбросила их вперед.

Гнев жарко вырвался наружу. Огромный, пылающий огнем вал, вылетев из моих пальцев, поджег все березы. В считаные секунды воздух стал горячим и душным, но саму меня огонь не опалил.

Я в ужасе и неверии уставилась на свои руки. Что я наделала?

Колени мои подкосились, и я рухнула на траву. Теперь я лежала на нетронутом участке земли, но трава и деревья вокруг меня горели, а я оказалась в центре идеального